— Носитель? — уточнил я и покивал головой. Тут главное, дать понять, что ты понимаешь, о чем речь и заодно со всеми.

Женщина кивнула и добавила:

— Червь тебе поможет вспомнить быстрее, — а потом она спросила, — что это? — и тронула меня за запястье и нахмурилась.

— Тоже носитель, — сразу нашелся я. — Фитнес-браслет. Шаги меряет.

Старая ведьма не поверила. Покачала головой и ткнула меня ладонью в лоб. Мир крутанулся, и я упал на пол, с трудом борясь с тошнотой. Сознание стало меркнуть. Глаза смотрели на миску, к которой деловито спешил красненький паучок. И я начал старательно считал его шаги.

На пяти счет оборвался.

8

Очнулся быстро, но глаза не спешил открывать. Чувствовал, как по телу бегают ящерки, осторожно трогая меня крохотными лапками. Приятно стало, даже заулыбался. Ящерки замерли, представил, как шейки вытянули и головки склонили, разглядывая меня бусинками глаз.

Потом раздевать меня стали, бесцеремонно стаскивая одежду.

Я заволновался и сразу открыл глаза, думая: «Ничего себе ящерки!».

Две дикарки проворно снимали с меня одежду. Одна рубашку. Другая лихо справилась с брючным ремнем и потянула штаны к низу. Раскраснелась от усердия, бровки нахмурила. Увидела, что я смотрю, приветливо улыбнулась.

Моментально взмок. Сердце забило набатом. От таких взглядов происходят все мужские конфузы.

Даже у военных моряков.

— Не надо, — забеспокоился я, вяло махая руками. Странно, но организм не против совсем был, и девушка прыснула со смеху, видя результат от борща. Вот, ведьма старая. Удружила значит. Неизвестно, чем подкормила, но польза очевидная. Видишь, как люди радуются. Ладно. Порадуюсь и я. Может, дряни наелся местной и кажется мне происходящее, и на самом деле меня пытают, снимая с живого кожу, или, превращая в камень, но пускай лучше так будет, чем кровавая правда.

Я потянулся к девушке, с твердым намерением доказать, что мне на самом деле надо, но та проворно увернулась, смеясь еще больше. Во — второй раз пальцы так же схватились за воздух. Что за игры? Я нахмурился.

А потом легко поймал за руки ту, что снимала рубашку. Легко, потому что девушка и не сопротивлялась. Вздрогнула только, когда я первый раз прикоснулся к ее коже на руке. Смотрела мне в глаза. А я не мог оторваться от бархата чужой кожи и решиться. Время застыло.

И я решился.

8.1

Я вынырнул из глубокого сна и начал усиленно моргать, силясь понять, где нахожусь. Неясные предметы окутывал полумрак. Свет пробивался через плотные слои синей ткани сверху тонкими лучиками и, через небрежно забытый уголок в откинутой драпировке, выхода. "Сон приснился", — решил я, — "отравили. Ног не чувствую." В голове услужливо возникла картинка изуродованных конечностей, окровавленных культей или, о Титаны, пришитых наспех птичьих лап. Ужас не сковал: я с силой скинул с себя тяжелое грубое покрывало и, облегченно выдохнул, увидев знакомое голое тело. Свое тело. Девушки рядом не было.

— Жаль, — пробормотал я охрипшим от сна голосом и хотел прикрыть глаза, как за импровизированной тканевой дверью раздался звук, похожий на вежливое покашливание или смешок. Дремота прошла окончательно. Теперь я смотрел на сложный рисунок из потускневшего золота на ткани, разглядывал открытый глаз в круге солнца и, не знал, что предпринять.

Сердце учащенно забилось, и я резко сел, а потом и поднялся на ноги, устремляясь к двери, не в силах справиться с вожделением. Меня ждали. Ноги подкашивались в коленях. Дрожащими руками я отдернул занавеску тяжелой ткани, сминая глаз в солнце и остановился на пороге, не в силах сделать следующий шаг. В голове зашумело. В большом помещении на соломенной циновке сидела огромная жаба. Под натянутой гладкого бурого цвета кожей заходили мышцы. Жаба завертела уродливой бородавчатой головой. И посмотрела на меня огромным глазом. Черный зрачок стал сужаться, фокусируясь на мне. Я поспешно опустил занавесь и оглянулся, ища чем бы ударить тварь, прежде, чем она меня съест.

И может быть совсем не решился на такой опрометчивый шаг, если бы снова не услышал знакомый смешок. Я сделал крохотную неприметную щелку, а потом вздохнув, откинул валик на ложе, и нерешительно вошел в комнату, делая три шага. На циновке сидела женщина. Окутанная сизым дымом, она курила трубку. Вытащила чубук из рта, ткнула в мою сторону, спрашивая:

— Любишь ходить без штанов?

— Что? — уточнил я, не понимая куда девалась жаба. Взгляд судорожно метался из стороны в сторону. Женщина опустила в руке трубку на дюйм, показывая направление и, я вспомнил, что моё вожделение никуда не девалось. Устыдившись, чертыхаясь, я поспешно вернулся в закрытую спальню и судорожно схватился за несчастный валик. Покрутил в руках, примеряясь, пока не услышал:

— Там сбоку кровати одежда: штаны и рубаха.

Я пнул ногой меховой ком, который изначально принял за очередное меховое покрывало и облегченно выдохнул, принявшись одеваться. Прыгая на одной ноге и, путаясь в штанине, я спросил, робко поглядывая на глаз в драпировке:

— А, где она?

— Кто? — резонно переспросила женщина из другой комнаты и до моих ноздрей достиг запах крепкого табака. Я замер. Завязки от штанов поставили меня в тупик. Вытянул тесемки в стороны, думая, как ими обмотаться, чтобы штаны не спали в самый неподходящий момент. Вокруг шеи? Вокруг тела? Скомкал и сунул тесемки за пояс. Вроде держится. Буду двигаться осторожно.

Наверное, входя в комнату вчерашнего заседания, я двигался очень осторожно. Женщина, не вынимая трубки из рта, неразборчиво сказала:

— Подойди. — Я нерешительно замялся, неуверенно затоптался у края циновки.

— Ближе. — Я сделал еще шаг. Женщина похлопала меня по штанам, вытащила из-за пояса комок тесемок, покачала головой и резко потянула в разные стороны. Штаны сели, как влитые. Я забеспокоился от мысли: "А, как снимать?", но в слух ничего не сказал, просовывая голову в ворот широкой рубахи.

Новая одежда была: кожаная, меховая. Из добротно выделанных звериных шкур. Значит я все-таки свой.

Женщина махнула трубкой, показывая направление:

— Садись. Кого ты искал?