нойдманы могут изменяться. Трансформироваться. Менять сущности. И кажется, менять время. Подстраивать под себя. И тогда они открывают двери между мирами. И шагают.

— Точно, — уныло поддакнул Илья, а Сережка добавил:

— Топор отобрали, — и тяжело вздохнул. Для парня тоже мир рухнул.

Капрал замолчал, а я его не перебивал, слушая, холодея. Старик упорно крутил тряпку в пальцах. Выжимал. И не мог выдавить из нее ни капли.

— Я слышал об этом. — Прохорович потер потную шею тряпкой. Мало заботясь о гигиене — пару секунд назад обрабатывал мне рану на голове и, я понял, как всё плохо на самом деле. — Думал россказни. Но мы шли через время. Через поток времени. Сокращая дистанцию до лагеря. И вели нас не люди. Я не знаю, что сказать. Но эти существа трудно назвать людьми.

Кого тут ударили по голове? Что с ними сделали? Что происходит? Где бравые солдаты? Мы же из кордона! За нами титаны. Мы гордость любой полицейской армии: нас боятся все мирные жители.

— Чистая правда, — поддакнул дембель-неудачник, — вот почему я не хочу оставаться на второй контракт. И не нужна мне квартира на колонии, где местные жители могут при желании становиться, кем захотят.

— Но я видел людей, — осторожно начал я и был, конечно же, перебит.

— Видел он! Я тебе больше скажу. Я тут за восемь лет знаешь сколько аборигенок осеменил? А теперь думаю, а вдруг это были… вовсе не женщины. Вдруг это были… — Илья трагично замолчал и хлюпнул носом.

— Медведи? — прошептал ошеломленно Сережка.

Старик прокашлялся:

— Если принимали сущность женщины, то женщинами и были, — вздохнул капрал, а потом он вскричал. — Восемь лет! Нашел над чем страдать. Тридцать шесть лет! Не хочешь? И наша база здесь веками стояла. Да, при такой популяции мир может измениться через тысячу лет. Местных не станет. Останутся только дети солдат. Вот нойдманы и воюют. Вот и не любят нас. Ненавидят больше титанов.

Солдаты притихли. Я потянулся к разбитой голове.

— Не тронь! — сурово приказал вредный старик.

— Хочу. Чешется.

— Это нервное. Пройдет. Сейчас подсохнет и тряпкой обмотаю. Браслет на месте?

Я вяло поднял руку и показал шагомер. Аварийник призывно мигал, отсылая в космос данные: Великие Титаны, услышьте нас, пожалуйста. С меня пожизненный военный контракт, только спасите, умоляю. Не дайте сдохнуть на забытой всеми планете!

Прохорович сморгнул слезу.

— Теперь, если и отберут, то не страшно. Найдут. Отомстят.

— Может еще выживем! — нашелся сразу с предположением Илья, — я — везучий.

— Ты может и выживешь, — сказал старик, трогая себя за ус, и трагично посмотрел на меня.

Я взялся за переплетенные палки, подтянулся, глянул на мир, щурясь от солнца. На хорошо вытоптанной поляне я увидел другие клетки. Между ними вилась почти белая тропка. А по ней бежал тощий мальчонка в оборванных синих шкурах и неторопливо, размеренно шагал дикарь, ловко отправивший меня недавно в нокаут.

6.1

Я вздрогнул, борясь с паническим ужасом. Попытался вжаться в тень. Слишком абориген выглядел уверенным в себе. Лицо, заросшее густой бородой, выдавало в нем человека, привыкшего повелевать. Глаза посверкивали из-под высокой изломленной меховой шапки. И хоть мужчина и выговаривал тихо мальчонке, ничего не могло скрыться от быстрого, пристального взора.

— Чего ты? — недовольно спросил Илья, когда я в него вжался.

— Еще клетки, — сказал я, отодвигаясь. — В них люди?

— Наши, — уныло сказал капрал. — Солдаты.

— Нам даже не обрадовались, — сказал Сережка. — Почему только не понятно. Мы же новенькие.

— Это тебе не понятно. Мне понятно. — Огрызнулся Прохорович. Я поёжился, вспоминая пилота в камне. Панический ужас захлестнул меня с новой силой.

Мальчик остановился возле ближней клетки. Присел на корточки. Озорно улыбнулся глядя на пленников. Закрутил головой. Подпер подбородок грязными ручками. Нахмурился. Из клетки потянулась дрожащая рука солдата:

— Выпустите нас. — Умолял он. — Мы ни в чем не виноваты. Мы — миротворческие войска. Мы спасаем вас. — Пехотинец задумался от чего мы можем спасать местных коренных жителей, живущих на планете веками, и уверенно закончил. — Спасаем вас от невежества и мрака.

Мальчик не испугался. Напротив, ситуация его позабавила, он радостно улыбнулся и медленно потянулся к вытянутой руке.

— Рота, — предостерегающе сказал дикарь, ускоряя шаг, и приближаясь к клетке. Мальчонка молниеносно дотронулся до руки солдата. Кожа в этом месте почернела и сразу обуглилась, запузыриваюсь сползая мясом с кости. Рейнджер отчаянно закричал. В клетке встревожились его товарищи, сначала придвигаясь к несчастному, затем резко отстраняясь. Загомонили все разом. Дикарь подошел к клетке и с размаху пнул ее ногой. Шаткая конструкция дрогнула. Пехотинцы притихли. Я видел совершенно дикие лица, побелевшие от страха, и рейнджера, до которого дотронулся мальчик.

Одежда, кожа, мясо — пузырилось и сползало с костей. Солдат умер быстро. Скорее всего не выдержало крепкое сердце. Тело продолжало чернеть и разлагаться.

— Что ты наделал, Рота? — спросил дикарь. Мальчик распрямился и насупился, поджимая губы. Черные непослушные вихри колыхнулись под порывом ветра. В глазах стояла ярость и огонь упрямства. — Теперь умрут все?

Подумать только, мужчина спрашивал у ребенка и тон его был обеспокоенным. В каждом слове слышалась безнадежная обреченность и печаль.

В клетке снова заволновались. Стойкие космические пехотинцы дрогнули.

— Нет. — Мальчик мрачно покачал головой, с сожалением разглядывая солдат. — Я забрал одного. Жаль. Мне так жаль.

— Зачем ты это сделал? — Мужчина положил тяжелую ладонь на голову мальчонки, приглаживая вихри. — Я же просил не трогать пленных.

— Я утащу его вниз. К озеру. К остальным мертвым. Там весело.

— Рота. — Мужчина покачал головой. — Ты меня беспокоишь. Бросай свои игры.

Мальчонка вырвался из-под руки, отбежал на несколько шагов, и закричал:

— Но это мое место! Мне нравится там играть. Там темно и страшно.

— Рота! — Абориген осуждающе покачал головой. Заботливый. Видно, что тема поднималось уже не раз.

— Вы глупые! Вы ничего не понимаете! Вы же всё равно все умрете! Какая вам разница, когда и от кого?! — звонко закричал мальчик и,