и уперся пятками в землю, решив никуда не идти дальше.

Не получилось.

Дикари силой втащили меня в шатер и пока я стоял и дрожал, привыкая к полумраку, растворились в проходе, выходя. Сердце моё отстучав положенное время бешенный ритм, стало успокаиваться. Мышцы окрепли. Проходило время, и я чувствовал возрастающую в себе уверенность. Через вечность я вспомнил, что я — лейтенант и точно могу оказать сопротивление. Бравада меня захлестнула и сразу пропала, стоило раздаться голосу:

— Пришел в себя? Я думала уже не оклемаешься.

Я вздрогнул от неожиданности. Зашатался. Думал, один в шатре нахожусь. А тут люди в тенях. Сколько их? Невозможно сосчитать. Сидят неподвижно. Говорившая женщина зашевелилась. Открыла крохотную печь на миг, в которой неистово бушевало пламя. Сунула в жерло руку. Извлекла раскаленный уголек и раскурила трубку, выпуская ароматный дым.

Я закашлялся, шатаясь еще больше. Женщина приоткрыла на миг топку, закидывая уголек обратно, и махнула мне длинным мундштуком, говоря:

— Садись.

Я сразу рухнул на пол. Хотел сопротивляться для виду, мол буду умирать стоя, не получилось. Махнул рукой. Какая разница, как я умру? Стоя, сидя? Все равно никто не видит.

— Голоден, — сказала женщина и в голосе ее не было вопроса. Появилась миска. Тени быстро передавали ее из рук в руки, потом осторожно положили рядом со мной.

«Отрава, наверное,» — решил я, но покосился в тарелку. От темной похлебки поднимался пар и пахло вкусно. Борщом что ли. Ложки мне никто не предложил. Я придвинул к себе миску по ближе. Вспомнил, что в последний раз ел недожаренную змею и осторожно отхлебнул, прикладываясь губами к глянцевому краю посудины.

Ничего. Сносно. Хоть и соли не хватает.

— Твое имя… — начала женщина. Миска в моих руках дрогнула. Начинается. Сначала им подавай имя. Потом звание. Потом должность на корабле. А затем вопросы посыплются со всех сторон: сколько человек спят в кубриках, кто старший, что вы там едите, что в трюмах, можно ли закрытыми глазами собрать сварочный аппарат. Могу ответить на последний вопрос. Можно. Остальное, ничего не скажу.

Я осторожно отложил миску в сторону и громко сказал:

— Имя мне легион.

Женщина пыхнула трубкой. На миг лицо ее озарилось. Да ей за пятьдесят. Красота поблекла, задержалась в морщинках у глаз. Упрямый излом губ еще притягателен и кого-то волнует. В распущенных черных волосах седые пряди. Она внимательно смотрела на меня и мне стало неловко от своего несдержанного выкрика.

Я чуть не признался, что я — Виктор Рябин, третий лейтенант ВМФ, когда она спокойно продолжила:

— Я знаю твоё имя.

Я покосился на свою грудь. Увидел наклейку с именем и шумно вздохнул. Давно себя не чувствовал таким идиотом. Не думал, что она читать умеет. Взял в руки миску и принялся есть. Пытаясь скрыть смущение.

— Тебя зовут Иван, — сказала она и я подавился местным борщом.

7.1

Не смог сдержаться. Долго тщательно вытирался: лицо, одежду.

Думал, откуда она могла узнать? Подслушала ночной разговор? Или может Прохорович шепнул, пока я находился в отключке. У него же везде друзья, как он говорил.

Правда, женщина с трубкой на подругу капрала не походила. Такая обычно головой кивает, и кто-нибудь с разных сторон к тебе торопливо шагает и рубит голову.

Интересно, что она могла знать про Ивана, если я ничего не знал? Как смогла почувствовать, мои сомнения в себе? А, что, если я разведчик. Под прикрытием. И никакой я не моряк- подводник, а женщина вполне годится мне в матери, и такой на самом деле является. Мрачные тени вокруг ее, это братья мои: старшие, младшие и троюродные. Сейчас шкуры вынесут, скажут моя одежда, и начнется веселье: станем отмечать мое возвращение. Плясать у костра. Я похолодел от внезапной мысли и потрогал якорек в петлице. Надеясь, на чудо. Плясать я совсем не умел.

И оно произошло.

Женщина пыхнула трубкой и тихо сказала своим:

— Он не знает. Он не помнит.

Я облегченно выдохнул. Значит, не разведчик. Не признали своим. Теперь за пытают. Лишь бы камнем не стать. Не хотел я повторять участи пилота. Интересно, он живой еще или нет?

От мысли передернуло. Борщ я есть больше не хотел. Погрустнел, ожидая своей участи. Старался голову прямо держать, потому что подбородок часто в грудь упирался.

Тени заволновались. Я чувствовал нарастающее беспокойство. Тревожный шепот с разных сторон. Не понравилось дикарям, что я ничего не знаю и не помню. Озлобились. В зловещем шепоте прорывалось:

— Убить.

— Убить.

— Убить.

— Тихо, — сказала женщина и на спокойном лице ее ничего не отразилось. Шепот оборвался. В мертвой тишине от страха я громко икнул. Никто не шелохнулся. Не повернул головы на звук. Все ждали решения женщины.

— Он докажет, — сказала наконец она, когда пауза стала невыносимой.

Даже мне стало интересно, как я докажу.

— Он убьет червя.

Какая-то тень хохотнула.

А я подумал, что червяка я точно убью. Главное время потянуть до прибытия спасательного отряда.

— Выйдите все. Мы будем говорить.

Тени заскользили к выходу, и я почувствовал сквозняк, открываемой ширмы.

Женщина сказала:

— Садись сюда, мальчик, ближе к огню и ко мне. Доешь похлебку. Тебе нужны будут силы.

Обращение «мальчик» меня задело. Я же все-таки морской лейтенант. Пускай последний и самый младший из них. Дикарка вряд ли такие мелочи знала и понимала. Обидно за флот. Вздохнул и подчинился. Съел тоже все, выпил похлебку до дна. Живот сразу отяжелел. Беседа не клеилась.

Женщина курила и не торопилась.

— Ты ведь — это он.

— Кто? — просипел я. Живот раздуло.

— Тот, кого мы ждали.

— Правда? — неуверенно спросил я.

— Правда.

— Хорошо, — согласился я и мечтательно продолжил, — я бы тоже покурил.

Предложение, так и осталось несбыточной мечтой.

— Я вижу твою ауру. Она прорывается. Скоро ты вспомнишь. Твой