Шрифт:
Закладка:
— Так что же писал Салазар?
— «Мы бредем во тьме, не имея свечи; мы путаемся в собственной силе, как младенец в одежде взрослого...» Они учили читать и писать, пытались лечить, пытались понять, откуда берется дар волшебства, от чего он зависит...
— А каким образом он пришел к идее чистой крови?
— У-у, там, похоже, много чего было до этой идеи! Вообще, об Основателях надо говорить отдельно — долго и подробно...
Увлеченные беседой, они не заметили, что остались в пабе последними посетителями. Хозяин красноречиво поглядывал на них из-за стойки, на дальних столиках уже были подняты стулья.
За порогом их встретила все та же сырая, промозглая тьма.
— Ну что, возвращаемся на скамейку? — нарочито беспечным тоном осведомился Снейп.
— Какой же я идиот, — запоздало спохватился Квиринус. — Совсем забыл, что это та самая деревня! И ты, наверное, предпочел бы лишний раз не приходить сюда...
— Ну что ты, я регулярно посещаю местный погост и пляшу на могиле Джима Поттера, — ядовито ответил тот. — Скажешь еще что-нибудь душещипательное или отправимся наконец в Лютный?
— Прости, я не хотел...
Северус прошипел что-то неразборчивое, уцепил его за локоть, и они исчезли.
* * *
Гризельда Марчбэнкс задумчиво помешала ложечкой в чайной чашке. Чай давно полагалось выпить, но она зачиталась чужой рукописью, чего с ней не случалось уже много лет.
Отставив чашку, Марчбэнкс еще раз перебрала десяток страниц, уложенных в простую картонную папку. Будем откровенны: такого она не ожидала. Милый мальчик, когда-то пытавшийся на спор за нею ухаживать, очаровательный проказник, устроивший веселую проделку ради куска Распределяющей Шляпы, писал, помнится, совсем другое. Да, имелись дерзкие открытия и смелые гипотезы, но в итоге все сводилось к подтверждению теории величия и совершенства магического мира.
А что получилось в реальности? Блестящий молодой волшебник исчез, вместо него возник жутковатого вида сквиб в капюшоне до глаз и вручил эту самую папку, где каждый абзац заставлял недоверчиво хмуриться или удивленно вскидывать брови.
«Профессор Марчбэнкс, я понимаю, что написанное здесь у кого угодно вызовет протест и недоумение. Но я готов документально подтвердить каждую цитату, дату и цифру. А выводы смогу защитить перед любым оппонентом».
Протест и недоумение? Еще бы!
«На протяжении столетий, вплоть до приятия Статута в 1689 году, магический и магловский мир были нераздельны. Из этого общеизвестного факта следует очевидный вывод о единстве истории и менее очевидный, но столь же закономерный — о единстве мировоззрения. Иными словами, волшебники являлись таким же продуктом своей эпохи, как и маглы. Великие тайные знания, которыми принято объяснять превосходство магов, скорее всего не существовали, иначе бы они оставили заметный след в истории как всего человечества, так и самих волшебников. К сожалению, действительные тайные знания сводились к созданию золотого снитча, летучего пороха и целого ряда подобных прикладных вещей с нешироким кругом применения...»
«Неоспорима ценность многотомного труда по истории магии, написанного госпожой Бэгшот, однако ряд моментов в нем освещен однобоко и подается упрощенно. Магия как система знаний далеко не сразу выделилась из недр богословия и философии; авторами первых магических книг являлись те, кого принято называть маглами...»
И так далее в том же духе. Самозваный историк Квиррелл и не собирался подтверждать теорию о величии магического мира... Он разносил ее вдребезги! И кто, скажите на милость, согласится не только это слушать, но и публиковать в виде книги?
Марчбэнкс захлопнула папку и оттолкнула ее в сторону.
Можно и нужно критиковать деятельность очередного Министра магии, но сомневаться в безупречном устройстве магического общества, в неоспоримом и изначальном превосходстве магов над простыми смертными — это, знаете ли, попахивает изменой... Или сумасшествием. Определенно, он помешался от горя, лишившись магической силы, вот и несет околесицу.
Пока не поздно, беднягу надо остановить. Для его же блага: сквибу не следует привлекать к себе повышенное внимание, оно чревато самыми печальными последствиями.
Узловатые старческие пальцы вновь потянулась к серому картону. Безумец высказывал то, о чем не раз задумывалась она сама. Задумывалась — и тут же себя одергивала, потому что судье Визенгамота и главе Экзаменационной комиссии не положено иметь крамольных мыслей. Допустимо сомневаться в мелочах, но покушаться на фундаментальное нельзя! Она так старалась убедить себя в этом...
Непонятное беспокойство заставило почтенную леди встать из-за стола и пройтись по кабинету. Она остановилась у большого полукруглого окна, выходившего в Атриум министерства.
Рабочий день давно окончился, огромный зал был безлюден и погружен в полумрак, даже фонтан Магического Братства сиял тише обычного.
Покой. Умиротворение. Незыблемость.
Гризельда бессчетное число раз видела золотые фигуры в центре фонтана, но сейчас взглянула на них по-новому. Волшебник и волшебница возвышаются в центре, кентавр, гоблин и домовой эльф — в позе почтительного смирения ступенькой ниже.
Гоблины не скрывают своей неприязни к волшебникам, кентавры не желают иметь ничего общего с людьми, самоуничижение домашних эльфов зачастую достигает такой степени, что напоминает скрытую насмешку... Золотое сердце министерства таит в себе ложь?
Мятежные мысли сквиба разбередили душу старой волшебницы, прогнали сонное равнодушие, незаметно охватившее ее в последнее время.
Безумец ли Квиринус, бунтарь, гений или всё сразу — она добьется слушания его работы. Старый друг Тофти поддержит ее, а если удастся вытащить из Годриковой Лощины дряхлую Батильду, будет совсем хорошо.
Истине пойдет на пользу испытание на прочность. А истине многовековой и фундаментальной — тем более.
Глава 67. Голова и другие мелочи быта
Глупеют ли привидения с возрастом? Вряд ли кто-то ответит на такой вопрос, но у некоторых призраков после пяти сотен лет посмертной «жизни» появляются странные идеи.
Сэр Патрик Дэлейни-Подмор, придя к такому заключению, растерянно поскреб в затылке. Надо заметить, в затылке очень удобно скрести, когда голова лежит рядом, на подоконнике. Водрузив ее на законное место, глава Клуба Безголовых поскреб еще, вздохнул, извлек из стены призрачную чернильницу с пером, полупрозрачный лист бумаги и принялся писать.
Работа предстояла нелегкая: требовалось сочинить письменный отказ на заявление Почти Безголового Ника, пожелавшего вступить в Клуб.
Умение ловко складывать слова не входило в число достоинств сэра Патрика. К тому же его ирландская прямота