дерева бюро с круглой крышкой – грифельная доска в пихтовой раме, на которой мелом начертаны несколько цифр. Можно разглядеть запертые ящики бюро, аккуратно разложенные на нем папки с документами и книгами записей. Посреди стола – чернильница с гусиными перьями; вокруг нее – самые разнообразные вещицы: табачница, медный подсвечник, экзотические безделушки, книги и другие предметы, которые определить в точности невозможно, так как кисть художника лишь наметила их формы.

Труп Сезара лежит ногами вперед, головой – к углу комнаты, слева от окна, где во мраке виднеется шар глобуса. На Сезаре каштанового цвета сюртук и серые брюки. Голова – на ненавощенном полу, тело – на темном ковре савонри, уходящем под стол. Одна из рук покоится между ножкой бюро и ножками округлого кресла эпохи Людовика XV, плетеного, с подушкой зеленоватой кожи, – судя по всему, сидя в нем, Сезар писал. Другая рука касается одной из трех красного дерева опор круглого столика со столешницей из белого мрамора, поддерживаемой лакированной деревянной стойкой (подобные тяжелые образчики в большом количестве дошли до нас со времен Реставрации). Между раскрытыми створками окна с небольшими форточками стоит на своей высокой треноге морская подзорная труба.

Так выглядел кабинет Сезара Кристиани, когда было обнаружено его тело. Или, по крайней мере, почти так: художник Лами – доживший, к слову, до наших дней – отметил на обратной стороне акварели и не раз подтверждал в устной форме, что это воссоздание не является строго аутентичным. Он попал в кабинет Сезара Кристиани лишь на следующий день после убийства; к тому моменту тела там уже не было, и он отобразил его на бумаге, согласно показаниям свидетелей, полиции и собственным наблюдениям, сделанным чуть ранее в морге.

Эта пометка художника Лами очень разборчива, так как – вероятно, именно с этой целью – рисунок был помещен под стекло с обеих сторон.

Шарль рассеянно перечитал текст, покрывавший всю тыльную сторону акварели, – он и так его неплохо помнил, даже делал когда-то пометки для памяти. И потом, музей Карнавале́ добился от него разрешения сфотографировать произведение Лами, ценное для истории Парижа – не столько потому, что оно относится к убийству корсара, сколько потому, что это еще одно достоверное изображение бульвара Тампль в момент покушения Фиески, покушения, столь странным образом совпавшего с убийством Сезара Кристиани. И Шарль часто извлекал из картонных коробок подаренные ему музеем фотографические снимки. Покушение Фиески являлось для историка эпохи Реставрации и правления Луи-Филиппа весьма подходящей темой; Шарль размышлял о ней уже давно и не преминул сравнить между собой различные документы, гравюры, литографии, карандашные рисунки и т. д., которые показывают нам, как выглядел бульвар в июле 1835 года. Следует сказать к тому же, что до сих пор акварель Лами интересовала его лишь с этой точки зрения; смерть предка казалась ему давно изученным и осмысленным фактом, представляющим лишь семейный интерес и потому в наши дни малозначительным.

Впрочем, и пометка художника, составленная в схожем духе, касалась покушения Фиески в той же степени, что и этого частного убийства. Это было тем более естественно, что Лами сделал ее утром 29 июля 1835 года, когда не только это громкое покушение повергло весь Париж в состояние глубочайшей подавленности, но и аутопсия тела Сезара еще не установила с точностью характер его раны. В этот час следствие еще предполагало, что он был убит одной из срикошетировавших пуль Фиески, и видело в нем лишь девятнадцатую жертву адской машины, которая в действительности убила восемнадцать человек и двадцать два ранила.

Касательно покушения пометка говорит следующее:

«Из окна видны дома № 54, 56 и 58. В правом, самом высоком, размещается кабинет восковых фигур господина Куртиуса; в среднем, самом низком, находятся кабачок и небольшое кафе „Театральное рандеву“; в левом располагается Театр Лазари. Можно рассмотреть также – еще левее, рядом с Театром Лазари – дом номер 60, Театр марионеток госпожи Саки, тогда как правее, рядом с 54-м, виден номер 52: рустованный кабачок, не очень высокий; за ним следует узкий домишко под номером 50, именно оттуда стрелял в короля Жозеф Фиески. Он стрелял прямо напротив себя, когда головная часть кортежа проезжала между его домом и тем, из которого я сделал этот кроки и фасад которого изрешечен срикошетировавшей от мостовой картечью. Я недостаточно передал удаленность домов, расположенных слева, тогда как именно с этого места бульвар начинает расширяться по направлению к водонапорной башне, и моя перспектива должна была бы в большей степени передать впечатление того, что, удаляясь, дома располагаются под некоторым углом».

Относительно убийства Сезара пометка содержит такие дополнения в придачу к тем, с которыми мы уже ознакомились:

«Фамилия Фиески была добавлена позднее художником Лами. Сперва он написал „Жерар“ – фамилию, под которой Фиески и был арестован и которую впоследствии признал вымышленной. И далее: „Я рисовал, прислонившись к двери, которая открывается в прихожую, соединяющуюся с лестничной площадкой. Эта дверь, как можно убедиться, проделана справа, в перегородке. В стене, которую не видно на моем рисунке, справа и совсем рядом с этой входной дверью, имеется другая, ведущая в гостиную и образующая с первой прямой угол. Рядом с дверью гостиной, прямо напротив бюро с круглой крышкой, находится камин. На камине – бюст Наполеона. Полно всякого рода предметов. Квартира располагается на втором этаже. Это окно – второе справа, если смотреть на дом с улицы; первое выходит на лестничную площадку. Дом четырехэтажный. Он носит номер 53 и отделен от Турецкого сада всего одним небольшим одноэтажным строением с одним-единственным окном: домом Бертена. Турецкий сад простирает свои террасы на многие метры напротив дома Жозефа Фиески“.

Подпись: ЛАМИ.

29 июля 1835 года, десять часов утра».

Шарль уныло снял небольшую картину со стены и принялся при свете горевшего в камине огня и двух ламп ходить вокруг круглого столика. Того самого столика с белой мраморной поверхностью, который был запечатлен на акварели Лами. Он, этот круглый столик, был свидетелем того, как Сезар Кристиани упал на ковер савонри!

За окном в окутанных темнотой горах продолжал рокотать дождь. Молодой человек медленно, с задумчивым видом ходил вокруг стульев. Логика событий заставляла его мысль упорно цепляться за смерть Сезара, а воображение усиливало все то, что было в этой смерти таинственного. Теперь ему виделась в ней сплошная загадка. Еще пару недель назад у него не имелось на этот счет ни малейших сомнений; он был твердо убежден, что именно Фабиус Ортофьери убил Сезара, как все всегда это и признавали. Сейчас же