Не говоря ни слова, пограничники поднялись все сразу. Старшина молча взглянул на Рощина. Тот кивнул головой. Пограничники разбились на две группы и быстрым шагом направились в сопки…

6

Когда было передано обращение императора к верноподданным, кабинет барона Судзуки ушел в отставку. «Новая обстановка, создавшаяся в связи с принятием Японией Потсдамской декларации, потребовала смены кабинета», — пояснило агентство Домен Цуссим.

Новому правительству надлежало в кратчайший срок распорядиться государственными ценностями и фондами. Для этого оно должно меньше всего иметь какие-либо другие стремления, кроме коммерческих. Поэтому пост премьер-министра был вверен родственнику императора принцу Хигасикуни, министром иностранных дел государь назначил Мамору Сигемицу — старого дипломата, бывшего в свое время послом в Москве, затем в Лондоне. На заре своей государственной карьеры в Китае Сигемицу лишился ноги: в Шанхае какой-то патриот бросил в него бомбу. Последнее время он занимал пост министра по делам «Великой Восточной Азии».

Вечером генерал Умедзу получил от нового премьер-министра указания по подготовке армии к капитуляции. Они были изложены в форме категорического приказа.

Воинским начальником всех категорий предписывалось незамедлительно передать крупным фирмам, подрядчикам и просто офицерам в частное их пользование все армейские запасы, машины, морские и речные суда, строительные материалы, горючее, одежду, пшеницу, рис; армейским интендантам распродать, лошадей и фураж; казначеям на невыданные солдатам деньги закупить миллионные суммы акций различных фирм и передать их как собственность частным лицам.

По мобилизационным вопросам Умедзу нашел нужным приказать: сохранить оружие, сжечь архивы, расселить кадровый офицерский и генеральский состав близ своих гарнизонов, назвав эти поселения «сельскохозяйственными фермами».

— Документы, связанные с передачей запасов и скрытием оружия, должны быть в полном порядке, — диктовал Умедзу генералу Икеда. — Этот приказ должен быть уничтожен до высадки противника. Сегодня же в ночь приказ отправить в войска с офицерами связи, — добавил он, когда генерал Икеда собрался уже уходить. — Командующим отдельными группами войск на островах передать шифром…

Обстановка на фронтах благоприятствовала империи. Русские вели в Маньчжурии тяжелые бои. И хотя Квантунская армия была обречена, чего не мог не признать даже рядовой офицер генштаба, Умедзу это не тревожило: возможность высадки русского десанта в империи была исключена.

После возвращения представителей генерального штаба от Макартура Умедзу знал дни и часы высадки американских войск в империи. Открытый фронт и прямое содействие японских войск позволяло американцам ускорить продвижение.

Чан Кай-ши, хотя и подписал 14 августа с Советским Союзом «Договор дружбы», обещая не вступать в сепаратные переговоры с Японией, в тот же день обратился к Умедзу с просьбой, чтобы японские войска сдавались только гоминдановским частям и продолжали бы оказывать сопротивление коммунистическим.

* * *

Получив вызов генерала Икеда, майор Танака был несколько обеспокоен. От отца он узнал, что участвовавшие в бунте офицеры по повелению государя подлежат аресту. «Но я был с ними по приказу генерала Умедзу. Я не мог не выполнить приказ, — старался успокоить себя Танака. — Потом я ушел из августейшей резиденции еще до того, как были взломаны двери дворца».

Танака совсем было собрался рассказать все отцу и по вызову не являться. Но в последнюю минуту, когда стоял уже у дверей кабинета, передумал. «Если бы меня хотели арестовать, то могли сделать это и дома».

Улицы столицы были небезопасны: в некоторых районах еще шла перестрелка между восставшими офицерами и полицейскими войсками, группами проходили конвоируемые офицеры — внешне усмиренные, но в любую минуту готовые снести голову любому «предателю». Танака решил, хотя это и было запрещено офицерам, выехать в резиденцию военного министра на домашнем «мерседес-бенц».

Проезжая вблизи Императорской площади, майор обратил внимание на толпу людей, собравшихся у изгороди, отделявшей парк «Хибия» от площади. Они стояли плотной толпой молча и смотрели в сторону дворца. Но внимание Танака привлекло не это. Толпы поклоняющихся у дворца естественны. Тем более сейчас, когда государь объявил, что во имя своих благочестивых верноподданных должен «вынести невыносимое и стерпеть нестерпимое». Еще с утра столицу облетел слух, что его величество снял форму фельдмаршала и облачился в простой офицерский мундир без погон, повелел освободить из тюрьмы «Сугамо» всех заключенных, кроме врагов империи.

Майора Танака удивил вид толпы. Это была не толпа поклоняющихся, а орава зевак. Взглянув в сторону дворца, Танака понял, что привлекло это праздное сборище. У «Двойного моста» в разных местах площади лежали трупы верноподданных, погруженных в нирвану[42]. Ближе к дворцу трупы лежали гуще. Все тела покоились в одной позе: сидя, низко уронив голову в сторону видневшегося за каменной стеной дворца, Казалось, застыв в земном поклоне, они ожидали снизошествия кармы[43].

В этой смертной тишине Танака вдруг охватили религиозные чувства. Неодолимое желание влекло его к мшистой каменной стене, где за зеленью деревьев проглядывали изогнутые крыши пагод. «Этот путь ведет к вершинам горы! — властно шептал он. — В твоем сердце живет божество, слушайся его велений…»

Сегодня, с первыми лучами солнца, ушли из жизни военный министр Анами, член Высшего Военного Совета Сиуодзука, генералы Онамуто, Хитаци, Тейици, министры Коидзуми и Хасида. Что по сравнению с этим еще одно пустое место?

Танака приказал шоферу остановить машину. Тот удивленно взглянул на молодого барона и резко затормозил автомобиль против «Двойного моста». За ним ведущая к дворцу дорожка…

Пройти по площади, как эти три офицера, остановиться вместе с ними около балюстрады… Вот они уже поклонились друг другу, уселись на гравий, положили около себя конверты с посмертными письмами. В них обращение к родителям:

«Простите меня, что я от вас ухожу. Я жалею, милый отец мой и милая мать моя, что покидаю вас теперь, когда вы приближаетесь к старости. В ваши годы вы будете чувствовать мое отсутствие. Я мог бы вознаградить вас за все то, что вы для меня сделали. Но я должен уйти — такова воля неба».

Три офицера отвесили поклон в сторону дворца и одновременно выстрелили себе в висок.

Танака казалось, что сейчас должно произойти что-то потрясающее. Возможно, раскроются облака, и на площадь грянет милость небес. Но из-за изгороди вышел обычный полицейский, со скучающим видом отодвинул конверты от луж крови, придал мертвецам благопристойный вид и снова удалился за изгородь.

Майора охватил дикий ужас.

— Пошел! Скорее! — истерически выкрикнул он шоферу.

Прихлопнув дверцу автомобиля, Танака откинулся на подушки сиденья и закрыл глаза. Его бил озноб.

7

В ночь с 15 на 16 августа из японских окопов и