разжав руки, полетел с трапа вниз.

Зверь распахнул пасть, из нее вырвался красный огненный язык и накрыл толпу. Время словно бы остановилось. Падая, Куни видел, как пламя объяло каждого взрослого и ребенка, обращая несчастных в живые факелы. Их вопли взмыли пугающим, синхронным крещендо, а потом резко смолкли.

* * *

– Не-е-е-ет! – взвыла Дзоми Кидосу. – Мама! Мамочка! О боги!

Тан Каруконо сжал ее еще крепче.

Сцена, которая разыгрывалась перед глазами молодой женщины, была просто невыносимой: ее мать в огне, она умирает. Дзоми дала себе клятву сделать жизнь матери счастливой, а вместо этого погубила ее.

* * *

На том месте, где еще мгновение назад отчаянно боролись за жизнь сто человек, теперь остались только сто догорающих погребальных костров. Обугленные, но еще шкворчащие тела сохранили позы, какие занимали в последние секунды жизни: женщина, прижимающая к себе младенца; муж, заслоняющий жену; сын и дочь, пытающиеся закрыть собой мать. Все они теперь обратились в черные трупы.

Куни рухнул на землю, и руки Мюна Сакри смягчили его падение. Губы императора шевелились, но слов он найти не мог. Просто смотрел, онемев, на ужасную сцену.

Некоторые воины льуку вышли из строя и бесцеремонно присыпали пылающие угли землей из мешков, которые принесли на плечах. На место побоища выгнали еще сотню гражданских, чтобы тоже предать их огню. Люди визжали и сопротивлялись, но солдаты льуку не знали жалости и приковали их к вбитым в землю кольям. Затем варвары ушли, а гаринафин снова пригнул к земле голову.

Пленники на усеянном пеплом пространстве кричали, рыдали и молили о пощаде, а солдаты Дара были настолько потрясены представшим их глазам зрелищем и запахом горелой человеческой плоти, что многих тошнило и рвало.

– Император, вели своим солдатам бросить оружие, а воздушным кораблям сесть и прекратить сопротивление. Всем воздушным кораблям.

Мюн Сакри дал своим людям команду атаковать, но те словно бы приросли к месту, не в силах пошевелиться. Тогда старый генерал, с налившимися кровью от ярости глазами, сам ринулся на Тенрьо, расшвыривая по пути толпу.

– Хий-я-а-а-а!

Пэкьу рубанул рукой по воздуху. Гаринафин сомкнул челюсти, раскрыл их снова и изверг язык пламени, которое моментально охватило бегущего Мюна Сакри, а также взрослых и детей вокруг него.

Объятое огнем мертвое тело Мюна Сакри продолжало бежать на пэкьу Тенрьо, как если бы его населял дух, не иссякающий даже вместе с жизнью. Оно врезалось в ряды льуку перед Тенрьо, и четверо или пятеро воинов вспыхнули от горящего трупа, прежде чем его удалось остановить.

А тем временем за спиной у генерала еще сто огненных столбов остались там, где недавно были сто живых людей.

Куни очнулся от забытья. Со слезами на глазах он спокойным голосом отдал солдатам Дара приказ сложить оружие.

– Вам стоило бы улететь, ренга, – заметил Дафиро Миро.

– Если бы я сбежал, то не заслуживал бы быть императором Дара, – ответил Куни. И приказал «Величию королей» и остальным кораблям приземлиться.

* * *

– Это моя вина, – промолвила Дзоми. – Не стоило мне покидать дом. Не нужно было обнародовать свои таланты. Мама погибла из-за меня.

– Если ты и впрямь в это веришь, то ты глупа, – сказал ей в ответ Тан Каруконо. – Есть у злых людей, вроде пэкьу Тенрьо, такое свойство – заставлять свои жертвы думать, будто это они виноваты. Полагаешь, твоя мать согласилась бы с тобой? Или Луан Цзиаджи?

Дзоми смотрела на разыгрывающуюся у нее на глазах сцену хаоса. Постепенно на лице девушки проступило выражение решимости.

Она использует все свои способности, до последней капли, чтобы отомстить за всех, кто был ей дорог.

Глава 52

Маршал принимает решение

Пан, третий месяц двенадцатого года правления Четырех Безмятежных Морей

Дзоми Кидосу вернулась в Пан на маленьком посыльном воздушном корабле – единственном, которому льуку позволили покинуть Руи, чтобы уцелевшие могли поведать народу Дара об увиденных ужасах. Император Рагин настоял, чтобы ей дали улететь среди ведущих офицеров армии, и Дзоми была благодарна, что он высоко ценит ее способности.

– Я отомщу за родителей, – шепнула она Куни. – И освобожу вас и принца.

Император кивнул, но молодая женщина сомневалась, что он действительно ей поверил. Она доставила на Большой остров прах Мюна Сакри, который удостоился соответствующих рангу генерала похорон в Дзуди, его родном городе. Дзоми привезла с собой и пепел матери – смешавшийся с пеплом других селян с Дасу, сожженных рядом с Аки, – а также тело отца, чтобы скромно погрести их вместе на имперском кладбище в Пане. Поскольку Дасу был оккупирован льуку, она сочла за лучшее временно, до освобождения родного острова, предать их прах земле тут.

Последний короб на корабле с пассажирами содержал тело Луана Цзиаджи, которого со всеми причитающимися государственному деятелю почестями похоронили в Гинпене. Присутствовали все повелители Дара, кто смог приехать, и это был первый случай, когда люди видели, как Гин Мадзоти плачет.

А еще Дзоми доставила в столицу Дара послание от пэкьу Тенрьо с требованием немедленно прекратить сопротивление по всей стране.

* * *

Императрица Джиа созвала всех губернаторов, генералов, министров и феодальную знать в Пан, чтобы обсудить, как ответить на этот ультиматум. В ходе бурного обсуждения собравшиеся советники разделились на два лагеря.

Один, возглавляемый премьер-министром Кого Йелу, предлагал склониться перед требованиями льуку.

– Безопасность императора и принца Тиму превыше всего, – заявил Кого.

– Сдать империю Дара льуку – отнюдь не то, чего хотел бы отец, – возразил принц Фиро, вставший во главе второй партии, ратовавшей за продолжение войны. – Льуку не больше пяти тысяч, и, если каждый из сотен тысяч обитателей островов Дара просто плюнет в них, эти дикари захлебнутся! Что с тобой стряслось, Кого? Неужели, постарев, ты сделался робким? Если мы сдадимся сейчас, то имена всех нас, равно как и династии Одуванчика, будут навеки запятнаны в истории.

Лицо Кого Йелу побагровело от гнева.

– Да, мы и впрямь обладаем численным преимуществом. Но после захвата воздушной базы на горе Киджи и потери во время последней атаки остававшихся еще воздушных кораблей нам, собственно говоря, нечего противопоставить наездникам гаринафинов.

– Ты же знаешь, что гаринафины не машины. Они устают, их огненное дыхание иссякает. Мы наверняка сможем одолеть крылатых зверей, если выставим достаточно большие армию и флот.

– Одолеть этих монстров? Но какой ценой? – спросил Кого. – Сколько еще людей должны погибнуть в этой войне ради того, чтобы сохранить честь, которая тебе так дорога? Император мог сбежать, но покорился пэкьу Тенрьо, чтобы сохранить жизнь обитателям Руи. Пойдешь ли