привстал с газона – настолько свыкся с ней за последнее время. Прислушался к себе. Молотки, стучащие внутри, успокоились, зато осталось странное ощущение, будто эта тишина в голове сродни телефонному звонку, когда связь установлена, но абонент почему-то молчит.

А пошло оно все!

Филипп отряхнул джинсы от налипшей травы. Хватит валяться, должно же быть в Эксетере что-нибудь поинтереснее собора.

Он направился к реке.

Хорошо, что вот так, внезапно, он собрался и укатил в Англию, думал он по пути. Предполагалось, что в колледж он поедет на следующей неделе, отец настоятельно просил задержаться, дабы отправиться в Эксетер вместе: собирался о чем-то переговорить с попечительским советом университета. Но вчера Филипп неожиданно для себя купил билет на самолет до Бристоля, который вылетал через три часа, на скорую руку покидал в рюкзак и спортивную сумку вещи и отправился в аэропорт. Эсэмэску родителям отправлял уже из зала ожидания. Он и сам удивился своему скоропалительному решению, но еще больше удивился, что отец потом чуть ли не наорал на него. За что?

Но раз голова прошла, значит, он все сделал правильно. Значит, ему нужно было сменить обстановку. Повеселев, Филипп немного прогулялся по набережной, затем свернул к кампусу университета.

День клонился к вечеру, полуденная жара спала, и людей на улице становилось все больше. Появились посетители на открытых верандах пабов. Глядя на них, Филипп почувствовал, как заурчало в животе.

– Привет, Фил! – окликнули его сзади.

Филипп обернулся. Сосед по комнате в общежитии, недалекий дружелюбный парнишка, с которым он успел познакомиться утром.

– Тебя какие-то люди искали.

– Люди?

– Ага, – кивнул сосед. – Двое мужиков. По виду – то ли копы, то ли, наоборот, бандиты, но рожи те еще. Спрашивали, где ты. Я бы сказал, что еще в Женеве, но они уже знали, что ты приехал. На твоем месте я бы поостерегся.

– Я… Да, спасибо.

Кто бы это мог быть? Родители в курсе, что с ним все в порядке, он сразу позвонил матери, как приехал в университет. Поговорили нормально. А больше его искать некому. Наверное, какая-то ошибка… Но на душе стало тревожно.

И тут гулкая тишина в голове взорвалась страхом.

Опасность!

Его жизнь под угрозой!

Нужно бежать!

Очухался он, лишь когда понял, что бежит в сторону кампуса. Но туда же нельзя, там его ищут!.. Опять резкое чувство опасности и голос. Незнакомый, вроде бы женский, четко сказал: «Беги, спасайся!» Еще откуда-то появилась уверенность, что скоро может случиться большая беда, не только с ним – с другими людьми. И он может и должен ее предотвратить.

Сознание раздвоилось. С одной стороны, он ощущал себя испуганным шестнадцатилетним пацаном, не понимающим, что с ним происходит, а с другой – внутри крепла уверенность: он должен быть в другом месте – и чтобы спастись самому, и чтобы не допустить то страшное, что может произойти. Он даже застыл на месте: надо же такому прийти в голову! И потом: а его ли это мысль?

Чужак в голове торопил, настаивал, умолял. И мысли постепенно прекратили лихорадочный бег, а внутри, отодвинув сомнения и страхи, распространялась ясность – именно так он определил свое новое состояние.

Прыгая через две ступеньки, Филипп ворвался в свою комнату. Схватил рюкзак, затолкал какие-то вещи, потом выбросил половину. Главное – паспорт и кредитки, все остальное неважно. Черт, совсем забыл про билеты! Он быстро вошел на сайт по продаже авиабилетов. Он и сам не понимал, откуда знает, что ему нужно делать. Просто знал, и все. Компьютер нарисовал сложный маршрут: сначала поезд до Лондона, потом самолет до Читы с пересадкой в Москве, а дальше что-нибудь само нарисуется. До ближайшего поезда оставалось всего ничего, но он успеет.

Вроде бы все. Нет, еще один момент – написать родителям, будут ведь волноваться, искать его.

«Я должен быть в Зоне. И потому, что здесь мне грозит опасность, и потому, что там я нужнее, чем здесь», – быстро настучал он эсэмэску. То, что получилось по-детски пафосно и глуповато, Филипп не заметил. Он вообще мало что замечал – у него была цель, к которой он стремился.

Не заметил он и темно-синий фургон с эмблемой «Пежо» на капоте, следовавший за ним от самого кампуса. Фургон то тормозил, пропуская Филиппа вперед, то обгонял его и останавливался, поджидая, когда парень с ним поравняется. Двое мужчин в салоне «Пежо» никак не могли выбрать момент, все время что-то мешало – то толпа студентов, то подрезавший «Пежо» автобус, то еще какая-то мелочь. Наконец, более молодой из напарников потерял терпение: выкрутив руль, он резко прижался к обочине, выскочил из фургона и бросился к Филиппу. Схватил парня за шиворот и сильным пинком отправил в раскрытую напарником дверь. Филипп не успел понять, как оказался внутри машины, которая уже неслась на восток, к аэропорту.

Прохожие удивленно замедлили шаг, но их любопытство быстро прошло.

А внутри фургона было неспокойно. Филипп дернулся и схватился за ручку двери.

– Куда ж ты рвешься, дорогуша, – хмыкнул второй похититель, постарше. Он попытался отцепить руку Филиппа, но у него не получилось.

И тут опять сдали нервы у водителя. Он резко повернулся назад и, не выпуская левой рукой руль, правой со всей силой заехал пленнику в висок. Оглушенный, Филипп выпустил дверную ручку и повалился на спину.

– Слабак, – процедил сквозь зубы водитель. – Ник, успокой его там.

Миновав шлагбаум аэропорта, фургон сразу направился к терминалу для коммерческих самолетов. Похитители вывели Филиппа из машины, мальчишка еле стоял на ногах – препарат, который ему вколол Ник, и нокаут, которым его вырубил американец, давали о себе знать.

Филипп почти не запомнил, как его практически внесли в салон «Фалькона», как пристегнули ремнем к разложенному креслу, он был в забытьи, когда самолет взлетел и взял курс на Южную Америку. Не запомнил он и посадку для дозаправки в Салвадоре. Лишь после того, как самолет взлетел и взял курс на Восточный Фолкленд, он начал приходить в себя.

– Эй, ты там живой?

Сначала ему показалось, что детский голосок, который спрашивал его по-английски, ему приснился. Но голосок не отставал, повторив вопросы по-русски, а затем по-немецки. Филипп машинально отметил, что по-русски голосок вроде бы говорил без акцента, а в немецком допустил пару грубых ошибок.

– Черт возьми, – вновь по-английски прошипел голосок, – очнешься ты когда-нибудь? – Затем добавил по-русски: – Идиот, блин!

Филипп приоткрыл отяжелевшие веки. Попытался подняться – не получилось, кто-то привязал его к разложенному креслу. С удивлением осмотрелся. Мерный гул двигателей, за иллюминаторами темнота. Он в самолете?