Лет десять назад Эльдорадо был обычным сталкером из Читы. Как и многие, ходил в Забайкалье за хабаром, разве что был чуть смелее других, не боялся забредать ближе к центру Зоны, туда, где, по слухам, артефакты встречались гораздо чаще, зато и ловушки попадались на каждом шагу. Да только Паша был осторожным и везучим – ни разу ни во что не вляпался. А потом ему повезло по-крупному. Среди сталкеров ходили легенды, что в центре Зоны можно набрести на «эльдорадо» – место, где артефакты кучкуются сразу по несколько штук на одном пятачке. Вот Паше и посчастливилось найти такой пятачок. А еще хватило ума не трезвонить об этом, чтобы свои от жадности не порешили, а по-тихому договориться с серьезными людьми. И подстраховаться, чтобы не кинули. Так Паша стал не просто богатым, а очень богатым человеком. По желанию жены перебрался в Англию, вернее, перевез семью: сам в Лондоне бывал наездами, все-таки деньги-то он делал в Забайкалье. Со сталкерством завязал, вернее, бросил собирать хабар, но из опытных и вменяемых мужиков сколотил бригаду. Платил хорошо, семьям погибших помогал, конфликты старался разруливать, не доводить до поножовщины, ну а если не получилось, реагировал жестко. Враги у него были, не без этого, да только вряд ли кто на ребенка руку бы поднял. Это надо уж совсем отморозком быть.

– Какая тебе разница, что от него нужно? – буркнул американец, покосившись на напарника. – Меньше знаешь – крепче спишь.

Он уже успел доложить, что «посылка» собрана и скоро будет доставлена.

Действительно скоро – фургон подъезжал к аэропорту Лондон-Сити, где его уже ждали. Похитители выгрузили коробку и, минуя досмотр, подкатили к белой тушке «Фалькона», а потом остались нарезать круги по лаунж-зоне в ожидании дальнейших указаний.

Указания им не понравились.

Американец видел, как вытягивается лицо Ника во время телефонного разговора. Он подался вперед.

– Что там? Случилось что?

– Велено доставить еще одну «посылку» и непременно сегодня. Другая группа упустила, парень уже в Англии.

– Сегодня?! Да они там совсем рехнулись!

– Да, сегодня, потому что завтра нас перебросят на Фолкленды.

– Фолкленды? – Американец выглядел растерянным. – Зачем нам на Фолкленды?

– Вспомни, что там находится, – невесело хмыкнул Ник.

– Вот дерьмо! Нет, на такое я не подписывался!

– Не стони, – осадил его Ник. – Всяко лучше, чем детей воровать.

– Совсем без подготовки… Это в тебе твои славянские корни говорят, у вас даже слово специальное есть, я знаю. Как же это… А, вспомнил: авось!

– Если лучшего варианта нет, сойдет и авось, – усмехнулся Ник и направился к фургону. Открыл дверь.

– Не тяни резину, нам еще до Эксетера три часа трястись.

Зато на борту «Фалькона» кипела работа. Светлые кожаные кресла были разложены, рядом с ними высилась стойка с медицинскими приборами, на столике в раскрытом футляре лежали шприцы и ампулы. Сонную девочку уложили в кресло, пристегнули, и женщина в накинутом поверх одежды одноразовом бумажном халате установила медицинские датчики на грудь и указательный палец девочки. Приборы ожили, по экрану поползли кривые.

Врач всмотрелась в показания и потянулась к смартфону.

– Одну привезли, – сказала она, – все параметры в норме. Пока спит. – Она помолчала, слушая своего собеседника, затем нахмурилась. – Я понимаю, что вы не хотели бы видеть ребенка заторможенным к концу полета, но нам было бы проще, если бы она провела весь полет во сне. Нам проблемы не нужны. – Женщина снова замолчала. – И все-таки мне хотелось бы знать, сколько времени мы будем в пути, – повысила она голос. – Мы ведь даже не взлетели, и вообще неизвестно когда взлетим!

Пилот вышел из кабины и остановился в салоне, прислушиваясь к разговору, потом поднял руку, привлекая внимание врача.

– А еще мне подсказывают летчики, – продолжала врач, – что придется садиться для дозаправки. – Она недовольно поджала губы, потом протянула трубку пилоту: – Вас.

Разговор был недолгим.

– Мы летим в Эксетер, они нашли мальчишку. – Пилот вернул мобильный врачу. – И там нам лучше быть наготове, с разогретыми двигателями. Не исключаю, что придется драпать сверкая пятками – действовать агенты будут без подготовки, а значит, шумно и грубо.

* * *

12 августа, 16:20

Кафедральный собор, главная достопримечательность и гордость Эксетера, на поверку оказался скучным зданием мышиного цвета с ржавыми подтеками на стенах; вместо восхищения он вызвал лишь раздражение и неприязнь. И голова заболела сильнее. Филипп скривился и опустился на траву, сжимая ладонями виски. Называется, вышел прогуляться. Надежда на то, что навалившаяся с утра головная боль пройдет на свежем воздухе, испарилась, получилось только хуже. Еще и ночью снилась всякая чертовщина.

Эти странные сны мучили Филиппа всю последнюю неделю. Он просыпался по несколько раз за ночь и всегда помнил приснившееся. Обычные сны, с сюжетом и приключениями, забывались сразу, а эти – нет, хотя помнить там было нечего. Странное… Он даже не мог сказать, что это. Помещение? Часть замкнутого пространства? Виртуальный мир? И некто, кого он не видел, но улавливал присутствие. И ощущение, уверенность, что он, Филипп, непременно должен быть там, в этом необычном месте. Этот невидимый… – человек?.. – звал, уговаривал, просил, уверял. Мысленно, беззвучно. В последние дни ночные уговоры стали невыносимыми. Во сне Филипп не понимал, куда и зачем ему нужно ехать, зато потом весь день ходил злой и угрюмый. А тот, кто его звал, испытывал досаду и огорчение. Самое смешное, что утром эта досада передавалась Филиппу. В довесок к раздражению и недосыпу.

Поначалу Филипп считал, что причина головных болей – долгое сидение перед монитором, но неделя без компьютерных игр и интернета не помогла. Потом он списывал свое состояние на домашние проблемы – у родителей, судя по всему, дело двигалось к разводу. Между собой они почти не разговаривали, а если и открывали рот, то лишь ради того, чтобы сказать друг другу что-нибудь ядовитое. Мать все чаще пропадала в лаборатории ЦЕРНа, отец тоже старался пореже бывать дома, отговаривался важными встречами. Противным было то, что оба при этом заверяли его в своей любви, хотя Филиппу казалось, что им до него нет никакого дела. И как тут станешь рассказывать о странных снах? Зато учеба в Англии, к которой он раньше относился с прохладой, теперь виделась ему отличным выходом – потому что большой и некогда любимый дом в Женеве стал почти чужим.

Опять заломило в висках, голову стянуло тугим обручем, а потом как будто внутри что-то взорвалось, и установилась гулкая тишина. Боль пропала. От удивления Филипп даже