К а т я. Да.

Д а р ь я. Не жалеешь?

К а т я. По-разному.

Д а р ь я. Теперь злые языки треплют: «Баба на фронте — распутство одно. На позиции — девушка, а с позиции — мать». Слыхала?

К а т я. Да.

Д а р ь я. А ты им в глаза наплюй.

К а т я. Я стараюсь не обращать внимания.

Д а р ь я. Это только так говорится. А на душе погано, разве я не понимаю! Ты режь их под корень! Я заметила: чуть кто выдвинется — умом ли, красотой ли, — так и начнут языками мазать. Не все конечно, а некоторые…

К а т я. Мещанство всегда было.

Д а р ь я. По носу мало били — вот и было. Надо изводить. Человек человеком только и радуется… Смотри, как играет! Изголодался.

В передней раздаются два звонка.

К Лизавете. Никак дела начинаются! (Спешит отворить. Возвращается с конвертом.) Письмо. Откуда — не разберу. Почерк его — это достоверно. Прочти-ка по штампу.

К а т я. Неудобно.

Д а р ь я. Мы же туда не лезем, а сверху — все читают, на то и конверт. Где он сейчас-то?

К а т я. Здесь на всех штампах — Ленинград.

Д а р ь я. Ну, это приняли. А послал откуда?

К а т я. Из Ленинграда.

Д а р ь я. Дай-ка! Где?.. (Вертит конверт.) И тут — тоже… Должно быть, передал оказией, а тот зайти поленился, да в ящик-то и бросил. Ступай, сунь ей под дверь. Заслужился полковник — не всех же отпускают.

Катя уходит. Возвращается  Е л и з а в е т а.

Е л и з а в е т а. Варвары какие-то — не люди. Кассу штурмом берут. Нахал какой-то прямо на головы прыгнул, по людям полез, и — в окошко. Я так не могу! Пойду с утра и посмотрю спокойно. До чего людей распустили!

Д а р ь я. Письмо там — от твоего.

Е л и з а в е т а. Где? Какое?

Д а р ь я. Катя понесла.

Е л и з а в е т а. Почему — Катя? Кто это пилит на скрипке? Что происходит вообще?! (Бежит в глубь квартиры.) Что вцепилась? Читать умеешь? Не тебе это! Не тебе, понимаешь? (Выбегает с письмом, разрывая на ходу конверт. За ней — растерянная Катя.) Это — не фронтовая землянка! Здесь — не все общее!.. (Разворачивает письмо.) Ну, что вы хотите узнать? Говорите!.. Пожалуйста… Вот — «Дорогая Лиза!..» Интересно? «Дорогая Лиза! Я тебе писал о женщине, которая вырвала меня из рук смерти»… Вот — женщина его вырвала из рук смерти! Интересно?.. «Я много думал и понял, что моя жизнь теперь принадлежит только ей, в первую очередь»… (Упавшим голосом.) Интересно?

Д а р ь я. Теперь, я думаю, тебе одной должно быть интересно. (Забирает с собой Катю и выходит.)

Е л и з а в е т а (читает и перечитывает письмо). Не пили ты! Всю душу перепилили!.. (Делает несколько шагов и кричит, вцепившись в косяк двери.) Сволочи, пэ-пэ-жэ проклятые! Кто же вас выдумал… на наши головы!.. Не надо мне вас! Не на-а-а-до!

Быстро входит  Д а р ь я, за ней — К а т я.

Д а р ь я. Лиза! Лизавета, остынь!..

Входит  И г о р ь  со скрипкой.

Е л и з а в е т а. О-ох! Я знала… Я чувствовала… Еще тогда, в сорок третьем, — не зря она его выхаживала!.. Все он оставляет, видели такого? Все, все на свете он мне оставляет!..

И г о р ь. Лиза…

Е л и з а в е т а. А? Что?.. Ах, это ты, мамин сын? Вернулся? Ну, гляди, радуйся: ты ж меня на дух не переносил — радуйся теперь! Втоптали?.. Нет-нет! Нас не втопчешь!..

Д а р ь я. Вот — верно. Не втопчешь. Ты и держись. Это, Лиза, война к тебе пришла — опоздала только. А ты не поддавайся. Гляди на меня и не поддавайся.

Е л и з а в е т а. На черта мне слюни ваши! (Отталкивает Катю.) Уйди, змея! Подстилки фронтовые проклятые!.. «Мы все смеемся», да? «Мы все лукавим», да?.. У-у, ненавистные! Да я ей всю морду расквашу! (Бросается на Катю.)

Д а р ь я. Эй!

И г о р ь. Спокойней, Лиза! (Отводит ее руки от Кати.) Не смейте!

Е л и з а в е т а. Спелись?.. Вижу, спелись!.. Эх, вы… За мной в Новосибирске такие ходили — на весь мир мужики. А я себя берегла. Устояла. Не то что некоторые! И орденов мне за это не вешали…

Входит  Н и к о д и м о в а.

Н и к о д и м о в а. Товарищи, не надо так шуметь. Я уложила детей.

Е л и з а в е т а. А ты знай свое место, германская докторша! Ты спасибо скажи, что здесь приличные люди собрались, — быть бы тебе теперь на Соловках. Не знаешь, как это делается? Расскажу!..

Д а р ь я. Приткнись ты, убогая! И горя-то по-человечески принять не умеешь!

Е л и з а в е т а. Ты умеешь? Я твоих сынов не убивала, они вон — тоже, а ты всю душу с утра заплевала, хабалка чертова! Что, не так?

Д а р ь я. Ну, так. Я и повинюсь… (Кланяется.)

Всем от этого неловко.

Е л и з а в е т а. О-ох… (Опускается на табурет.)

Д а р ь я. У каждого своя беда, женщина. Ты на людей зла не держи. Тяжко? По себе знаю — не медом мазано. Тебе с людьми жить, на них глядеть, а им — на тебя. Другого выхода не наблюдается. Вот, девка, какие наши дела… Он с тобой и до войны не шибко ладил…

Все деликатно выходят, оставив Елизавету с Дарьей.

…попрекал, бывало, и характером, и за эту… вот слово-то забыла… Бульварность?

Е л и з а в е т а. Вульгарность… (Тихо плачет.)

Д а р ь я. Во-во… Так что у него глаза вкось глядели: один — на тебя, другой — на сторону… Что ж теперь убиваться, если расколото было, а и вовсе не склеилось? Вернулся бы — тоже не жизнь.

Е л и з а в е т а. Помнишь, как на фронт уходил? Любил ведь!

Д а р ь я. Перед разлукой все дорого, а зло дремлет.

Е л и з а в е т а. Письма какие писал — ты бы видела!

Д а р ь я. Так и это — в разлуке. Мой, бывало, слова ласковые словно с хлебом заглотнул, а отъедет куда на недельку — господи, откуда что и бралось! Тут тебе и «любушка», и «лебедушка»…

Е л и з а в е т а. Тоже, скажешь, не любил? Я же видела!

Д а р ь я. Наверно, любил. По-своему. Я его понимала.

Е л и з а в е т а. А я… никогда не понимала. Все — служба! Жить-то когда?

Д а р ь я. Может, теперь заживет. Огляделся там, на фронтах, и прежней жизни своей не одобрил.

Е л и з а в е т а. Почему же меня не спросил? Я ведь тоже — живая. Пошла бы за ним. И на фронт бы пошла!

Д а р ь я. Нет, Лизавета, для фронта ты человек неподходящий. Ты сейчас не пыли, кровь на воду не переводи — кровь теперь дорогая. Оглядись, как он, себя пойми, в людях разберись. А мы тебя не выдадим. Я баба грубая и порядок люблю, но людей жалею…

Е л и з а в е т а. Я знаю… знаю…

Д а р ь я. Вот мы с тобой и прорвемся. А? Ученый у нас в холостых ходит. Станешь поумней — глядишь, и он тебя заметит. Баба ты видная: телом бела, ножкой стройна. Таких баб в Питере раз-два и хватит… Ну, пошли ко мне. Одна от тоски завоешь, а на пару, глядишь, перемогнемся.

Е л и з а в е т а. Нет. Я в кино пойду. Мне кино помогает.

Д а р ь я. А очередь?

Е л и з а в е т а. Лису надену. Скажу: муж-генерал билеты заказывал.

Д а р ь я. Ну, коли так, давай.

Е л и з а в е т а. Спасибо тебе,