нежную умоляющую скрипку.

Уголком глаза я вижу призрачную фигуру, стоящую у края журчащей воды. Тонкая, как дымок, который легко можно сдуть. Его худую фигуру и ленивые кудряшки невозможно не узнать.

Эллис Ратледж.

Он ждет, будто остановленный невидимой рукой. Духи не могут пересекать воду, понимаю я. Он стоит перед руслом ручья, и куда бы он ни планировал отправиться, ручей не позволяет ему.

Последнее, что мне нужно, — это продолжать тратить силы на человека, чья семья причинила моей столько вреда. Но я не могу избавиться от чувства, что он позвал меня сюда. И бессмысленно это или нет, я склоняюсь к тому, чтобы помочь ему.

— Теперь ты со мной, — произносит голос из ниоткуда. Я ныряю за дерево, выглядывая из-за него.

Темная фигура скрывается в ночной тени на другой стороне узкого ручья. Луна освещает протянутую Эллису ладонь. Пульс ускоряется. Я изучаю тьму, пытаясь разглядеть фигуру, но сердце уверено, что это Грач.

Дух Эллиса отступает, опасаясь его. Долю секунды я гадаю, почему Эллис пребывает в неуверенности.

— Как тебя зовут? — негромко спрашивает мужчина.

Я перебираю звук его голоса в голове, пытаясь понять, знаком ли он мне. Гулкие удары в груди твердят: «Да, да, это он». Но мне не с чем сравнить его, только с голосом мальчика, с которым я не говорила многие годы.

Он ступает ближе к свету, но тени и тьма все еще скрывают его лицо.

Взгляд Эллиса опускается к груди, где снова начинает формироваться шар, за которым я следовала. Его тело истончается, становится все прозрачнее по мере того, как ярче загорается душа. Нежная скрипка играет громче — рыдающая мелодия, от которой смягчается сердце.

— Ты теперь со мной, — снова говорит мужчина с ноткой отчаяния в голосе. Пульсирующее сияние души Эллиса трепещет от неуверенности — остаться или уйти.

Тогда я понимаю, что это он, ведь Грач — проводник душ, пытающийся увести Эллиса в другой мир.

Я осмеливаюсь податься вперед на дюйм, но вес смещается и под ногой с тихим треском разламывается ветка.

Эллис резко разворачивается в мою сторону. У меня вырывается ругательство. Через секунду Эллис появляется в нескольких дюймах от моего лица.

Его облик заставляет меня отпрыгнуть. Из смертельной раны на шее и по подбородку капает кровь. Нежная скрипка превращается в могучий напряженный звук, который с мольбой тянется до самых звезд. Его мягкие глаза умоляют, а шар в груди сияет.

«Лгунья», — произносит он одними губами. Слово, не сказанное вслух, жестоким эхом звучит у меня в голове, и я пускаюсь бежать.

Через лес и по тропе к нашему маленькому амбару. Мертвые никогда прежде так не обличали меня. Так яростно, так отчаянно. Я бегу через поле и добираюсь до дуба во дворе и только тогда останавливаюсь.

Никто меня не преследует.

Ни малейшего намека на кого-то, прячущегося в темноте. Только звуки моего неровного дыхания наполняют тишину.

Капли дождя падают на лицо. Еще одна зарница разрывает небо.

Вдалеке над деревьями собирается облако черного дыма. Первый порыв — продолжить бежать, но я замираю. Любопытство. Оно движется быстро, рассыпаясь, затем собираясь. Рассыпаясь, затем собираясь.

Не дым. Вороны.

Как одна, они снижаются и несутся ко мне, начиная образовывать нечто единое.

Тело напрягается от понимания того, что я вижу, но не знаю, чего ожидать.

Но я держу глаза открытыми. Я хочу видеть, как он это делает.

Воронья стая спиралью спускается с неба на землю. Сила, с которой она обрушивается, заставляет меня вскинуть руки и закрыть лицо. Я подглядываю через щели между пальцев.

Стая ворон собирается в единую черную массу в нескольких футах от меня, пока… вжух — и появляется Грач. Ступает на землю, будто спустился по невидимой лестнице.

Высокий и худой. Бледный, как луна. И больше не мальчик.

Он такой же настоящий и живой, как кровь, что несется по моим венам.

Еще он красивый.

Называть мужчину красивым странно, но это так. Темные волосы отросли с нашей последней встречи. Иссиня-черные, волнистые и с неровным краем, который касается плеч. Молочная кожа, как будто он из Сиэтла или Форкса в штате Вашингтон или другого подобного места, где нечасто светит солнце. Нос идеальный и ровный. А эти губы — будто из рекламы помады. Кузен Уайт меня бы пристукнул, скажи я что-нибудь подобное о нем.

Самое смешное, что я не ожидала, что он так вырастет. Повзрослеет. Он как будто рос вместе со мной.

От скрипа двери коптильни я быстро отпрыгиваю за ствол толстого дуба.

— Кто здесь? — низкий голос Могильного Праха спрашивает темноту.

Даже сквозь дождь отчетливо слышно щелчок дробовика. Крошечное крыльцо коптильни скрипит, когда Прах ходит по нему, оглядывая двор.

Вороны взлетают с места, где только что стоял Грач. Я падаю на землю и закрываю голову, когда сотни птиц начинают кружиться вокруг меня, образуя кокон из крыльев. Потом они разлетаются и заполняют небо.

Мое тяжелое дыхание заполняет оглушительную тишину, оставшуюся позади. Сердце грохочет в груди.

В небе, как и в ту первую ночь много лет назад, вороны кружат спиралью, пока не собираются в единственную черную птицу, и мне остается только наблюдать за тем, как она улетает.

Глава 7

Желание на вороньем перышке

— Черт!

Шепот проклятия разрезает ночь, пока я слежу, как кроссовка падает между мокрых ветвей вниз на землю. Можно было бы подумать, что, взобравшись на это дерево тысячу раз, я научилась не терять обувь. Делаю резкий рывок ногой в воздухе и посылаю вторая кроссовка в полет. Она с чавканьем скачет по пропитанной дождем лужайке.

Голова все еще кружится от встречи с Грачом — а может, и от алкоголя. Но он здесь. Вернулся. Нужно рассказать кому-то, пусть даже и призраку.

Потрескавшаяся краска впивается в ладони, когда я прижимаю их к оконной раме и неловко ее толкаю. Старое дерево запинается на «добро пожаловать», когда я поднимаю ее. Далекая гроза раскатисто приближается. Я седлаю подоконник, чтобы не опрокинуть книжный шкаф Адэйр, и наклоняю голову — твою мать! Я прижимаю руку к пульсирующему виску, которым шибанулась об окно.

В детстве мы с Адэйр убегали в лесную пещеру неподалеку от карьерного пруда, чтобы спрятаться от бабули и отца Адэйр, того еще гада, благослови Господь его душу. Добраться туда могли только птицы, ну или, может, мышка. Или две любопытные девчонки с веревкой и мешком отваги. Мы украли несколько альбомов проповедника — пластинки Лоретты Линн и Джонни Кэша и