Шрифт:
Закладка:
На самом деле Вера занята в университете была не очень-то и сильно. То есть периодически ей приходилось заниматься бюрократией, но ее заместители эту науку освоили куда как лучше нее и старались Веру от бумажной работы по мере возможности оградить. Чтение лекций Вере доставляло массу удовольствия, но они-то шли четко по расписанию, а готовиться к ним девушке почти и не требовалось. Еще периодически у нее возникали новые идеи по поводу «схимичить что-то интересненькое» – но и тут ей нужно было лишь расписать нужные процессы, а собственно работу в основном выполняли все же студенты – так что потратить день в консерватории она сочла делом нужным и не очень обременительным.
Когда она пришла на кафедру сольного пения, ей попалась единственная на тот момент свободная преподавательница, которая – после того, как Вера изложила свою проблему – поинтересовалась:
– Вы всерьез думаете найти такую певицу? Хотя… у вас партитура с собой?
– Конечно, вот, держите.
– Это что? – спросила женщина, внимательно прочитав ноты.
– Это ноты. Партитура, вы же сказали…
– Я вижу, что это партитура. Кто это написал?
– Ну я… наверное.
– Как это «наверное»?
– Я тогда давно не играла, у меня не получалось правильно сыграть, так я просто спела Наде Новиковой… это ее рука.
– А музыка ваша? Вы с какого факультета? Я что-то вас вроде раньше не видела.
– Я вообще из университета.
– Девушка, бросайте университет к черту и переходите к нам в консерваторию! Человек, способный это написать… я сначала хотела порекомендовать вам кого-нибудь из студенток, но… вот так, по нотам… да такое… нет, у нас никто из них вам не споет.
– Обидно, ну что же…
– Я вам спою. Только не сейчас, у меня урок через двадцать минут. Вы можете зайти через два с половиной часа?
– Могу. Только если вы споете мне… здесь, то нам от этого пользу большой не будет. А вот если вы споете у меня в студии и я запишу ваш вокал на магнитофон… нам всем кажется, что под вокал мы правильную оркестровку быстро подберем…
– В студии?
– Да, у меня есть большая комната, мы там организовали студию для наших экзерсисов… тут пешком пять минут всего идти.
– Ну разве что из уважения к той, кто это написал… зайдите за мной в пять вечера сегодня, попробую вам помочь…
Через два дня у Веры вечером кроме прежних музыкантов-студентов собралось уже и пятеро других преподавателей консерватории, из них двое вообще профессорами были:
– Мне кажется, Вера Андреевна, что здесь было бы хорошо скрипичную партию добавить. Я завтра принесу скрипку, думаю, стоит попробовать.
– У меня есть скрипка, я сейчас принесу и сыграю, а вы пока набросайте ноты, как вы это представляете.
– Вы можете сыграть на скрипке с листа?!
– Я попробую, хуже-то всяко не будет, потому что хуже просто некуда.
– Это вы зря, музыка получается замечательная. Ох, у вас черная скрипка? Я слышал, что такие есть, и что звучат они… да, у вас, несомненно, талант: вы сыграли даже лучше, чем я представил. Хотя и музыка-то ваша… а вот если тут добавить цимбалы…
Третьего ноября «сводный оркестр», состоящий из студентов и преподавателей в Малом зале консерватории исполнил песню «под запись», причем «из зрителей» присутствовали лишь несколько инженеров из Фрязино, возящихся с магнитофонами. А к блестящим «яйцам» микрофонов музыканты еще в «домашней студии» у Веры привыкли. Сама идея сделать грампластинку народу очень понравилась, так что все старались – и запись получилась с первого раза. А затем тот же оркестр исполнил и «Оду к радости» Бетховена и – чтобы два раза не ходить – его же пятую симфонию. Правда, кто-то из профессоров поинтересовался, как будут симфонию делить на части, ведь на пластинку она не влезет.
– Влезет, – ответила Вера, – на новые пластинки влезает по двадцать пять минут на одну сторону. Сами увидите… очень скоро.
И «увидеть» результат она всех пригласила к себе в гости в понедельник пятого. Все с восторгом послушали звучание новенького электрофона, а когда после Бетховена зазвучала поэма Рабиндраната Тагора, профессура опять завела туже песню:
– Вера Андреевна, бросайте вы свой университет! Вам непременно нужно учиться в консерватории, а с вашими талантами вы сразу на третий, да и на четвертый курс будете зачислены!
– Вера! – вдруг общий шум прервал громкий голос певицы, – а почему на пластинке написано «музыка Надежды Новиковой, поет Мария Мирзоева»?
– Потому что вы и поете. Не узнали свой голос в записи?
– А я про музыку спрашиваю. Почему не написано, что музыка ваша?
– Потому что писать на пластинке «музыка первого заместителя председателя НТК, профессора химии Московского университета, доктора химических наук» слишком длинно получается, – раздался от двери голос тихо вошедшего в зал Лаврентия Павловича. – Вы извините, что я прерываю ваше веселье, но мы ненадолго вынуждены отлучиться. Старуха, начальник срочно вызывает, поехали. Уж извините, что я ее забираю, но это ненадолго, думаю, что через полчаса я ее вам верну.
– Это кто был? Товарищ Берия? – дрожащим голосом вопросила Надя.
– Старуха? – удивилась Мария Мирзоева. – Так это она приказала для консерватории общежития выстроить и любыми инструментами нас обеспечить?
– Товарищи музыканты, – прервала воцарившуюся тишину Нино Теймуразовна, – ничего страшного не случилось, у них часто какие-то срочные проблемы решать приходится. Но раз мой муж сказал, что через полчаса Веру вернет, то уж не позднее чем через час она точно вернется. А пока… меня НТК попросил вручить всем участникам первой записи на таких пластинках подарки. И я с удовольствием их вручаю: по экземпляру каждой из трех пластинок. Сережа, неси пластинки! А если вам не сложно, я бы попросила на тех, которые для Веры, всем расписаться на память. А электрофоны все же тяжелые, их вам домой сегодня же вечером привезут…
– Так Вера не студентка?! Она что, действительно… профессор химии?
– И действительно первый заместитель председателя НТК. Ее в ЦК хотели
