Шрифт:
Закладка:
– И что же ты решил?
– У наших соседей была собака. Забор вокруг дома они не возвели, но в углу участка стояла собачья будка, служившая границей между улицей и соседским двором. Эта собака, смесь чиндо[13] и какой-то длинношерстной породы, на всю округу славилась своим злобным нравом. Даже у случайных прохожих, ничего не слышавших об этом чудище, дрожали поджилки от одного ее вида, когда она скалила острые зубы и угрожающе рычала, морща нос.
Перед моим мысленным взором отчетливо проступили сцены той ужасной ночи с метелью – словно это случилось вчера.
– Я на четвереньках заполз в собачью будку. Подумал, что это лучше, чем околеть от холода, – настолько невыносимо было его терпеть. И знаете что? Эта свирепая собака совершенно спокойно смотрела на меня, непрошенного гостя, забравшегося в ее конуру. Я ведь ожидал, что она сразу кинется рвать меня зубами. В ту ночь я спал в будке, а собака с безучастным видом простояла до утра на улице в страшную метель.
– Ну и чудеса. Неужели собака пожалела тебя?
– Это до сих пор загадка для меня. Спустя какое-то время после того случая ее выкрали. Хозяин говорил, что, наверное, это дело рук торговцев краденными собаками. В таком случае она погибла и, скорее всего, ее продали на мясо. Я ревел весь день. Ведь в ту ночь собака отдала мне все, что имела. Впервые кто-то поступил со мной вот так. Да и я никогда в жизни не плакал, горюя о ком-то.
За рассказом я и не заметил, как на мои глаза навернулись слезы. В памяти всплыл профиль собаки, покорно пережидающей метель.
– Да, наверное, так оно и было. А отец только тебя выгонял из дома? А твоего брата?
– Думаю, неприязнь отца к Ван Досу не была такой сильной, как ко мне. Даже приходя домой пьяным, отец редко придирался к нему. Я один был козлом отпущения что для отца, что для бабушки.
Ачжосси медленно кивал головой. Я не мог понять, что означают его кивки. То ли он понял теперь, почему я не интересуюсь бабушкой, то ли сочувствовал, что в меня летели все шишки, – но его отношение меня в любом случае не волновало. Ведь, что бы он ни сказал, вряд ли куда-то денется тот тяжкий ком обиды и боли, глубоко въевшийся в мою душу. Я и при жизни никогда не просил кого-то понять меня, а сейчас – и подавно.
– Джон Ван что-то сильно опаздывает.
При этих словах шефа я увидел вдали брата. Тот шел с невозмутимым видом, неся на плечах теплых солнечных зайчиков. Он был в своем репертуаре, его нисколько не волновало, опоздал он или нет.
Брат выглядел сильно уставшим. Под глазами образовались темные круги, а губы были сильно обветренными. Чем же он занимался вчера ночью, что так плохо выглядит?
– Джон, поставь карточку «Зарезервировано» на столик в самой глубине зала. Напиши имя «Нана», – попросил шеф.
– Хорошо.
Брат без лишних слов написал на карточке «Зарезервировано. Нана» и поставил на самый дальний столик, что было совсем не в его духе. Уж лучше бы он ворчал, мол зачем давать три миллиона и при этом оказывать такой почетный прием?
Деньги за украденную собаку
К двенадцати часам начали подтягиваться посетители. Кажется, за несколько дней мы успели приобрести в округе репутацию приличного местечка.
Шеф занимался стряпней и при этом постоянно выглядывал в зал. Он с нетерпением ждал человека по имени Нана, но тот не появлялся. Лицо шефа становилось все тревожнее и тревожнее.
Закончилось обеденное время, было уже три часа дня. После окончания ланч-тайма поток посетителей почти прервался.
– Может, позвонить? – обратился к Ачжосси брат.
– Нет, подождем еще немного. Не нужно торопить. – Шеф, не в силах скрыть обеспокоенность, вытянул руки ладонями вниз, как бы призывая самого себя успокоиться.
– Не знаю, что это за человек, но выглядит все очень странно. Я бы на его месте прибежал с восходом солнца. Можно подумать, что три миллиона – цена бродячей собаки и просто так на дороге валяются. Я как-то продал собаку, поэтому хорошо знаю. Когда мне было пятнадцать, я украл соседское злобное чудовище и продал торговцам. Какими же они оказались скупыми, дали мне, можно сказать, копейки. Я тогда впервые узнал, что цена за собак такая мизерная.
Я чуть не завопил во весь голос, пока брат рассказывал эту историю. Если бы Ачжосси не удержал меня за руку, я бы кинулся на него и свернул ему шею.
Я вспомнил собаку, которая с невозмутимым видом мужественно противостояла метели. Узнала ли она перед смертью человека, укравшего ее и отдавшего торговцам? Наверняка узнала. Потому что видела его каждый день, утром и вечером.
Из глубин души вихрем поднялось незнакомое чувство:. пронзительнее, чем грусть, но тягостнее, чем боль. Меня слишком душили эмоции и слезы.
– Скотина! – Я пронизал брата ненавидящим взглядом.
В другое время он назвал бы меня придурком и покрутил пальцем у виска. Но сейчас он выглядел явно уставшим и никак не отреагировал.
– Куда ты потратил деньги, вырученные за собаку? – спросил я сквозь зубы. Хотя спрашивать было бесполезно.
– Я, собственно, по поводу акции… – В ресторан именно в тот момент, когда брат шевелил губами, раздумывая над ответом, вошла высокая женщина с длинными волосами.
– Вы Нана? – быстро переключился на нее брат.
– Да.
В тот миг, когда женщина произнесла это слово, лицо нашего шефа настолько угрожающе исказилось, что невозможно передать словами.
– Шеф, она пришла, пришла.
– Поздравляю вас. Пожалуйста, присядьте вон туда, за тот столик. Мы оставили его свободным специально для вас. – Брат с наигранным радушием указал на зарезервированный столик.
– Ну что вы, не стоит так беспокоиться…
– Очень даже стоит. Ведь вы выиграли приз в