Этот факт – и начальник отдела по борьбе с бандитизмом городского управления милиции Щелкунов это прекрасно понимал – также свидетельствовал не в пользу Николая Волосюка.

– А еще странно было то, что он ни разу не подошел к трупу Матрены. Даже в жилую комнату Поздняковых не зашел, – добавил к своему рассказу старшина Окулов уже по собственной инициативе. – Я его, понимаешь, зову, чтобы он посмотрел, не пропало ли что из комнаты, а он так и не зашел в нее.

– Что же он ответил вам по поводу того, почему в комнату не хочет входить? Можете вспомнить? – попросил майор Щелкунов.

– Сначала отнекивался тем, что, дескать, «ничего там не пропало, нечему там пропадать». Потом его позвал в комнату Поздняковых по какой-то надобности майор Темирзяев, но и тогда Волосюк наотрез отказался, сказав, что до жути боится покойников.

– Что ж, попробуем разобраться и с этим замечанием, – черкнул себе короткую пометку в блокнот Виталий Викторович. – И еще такой вопрос… А вы видели худощавую женщину лет тридцати в легком – не по зиме – пальто, скорее всего демисезонном, и с небольшим саквояжем в руках? Может быть, в субботу или в ближайшие дни?

– Что-то не припоминаю, – негромко произнес старшина. – На моем участке таких, кажись, не проживает… Народ я свой хорошо знаю.

Была вновь допрошена свидетельница Марфа Лукоянова. И опять, едва ли не слово в слово, она повторила показания, которые были запротоколированы майором Темирзяевым. «Председатель артели Волосюк, выйдя из конторы промыслового кооператива вместе с бухгалтером Рауде в половине девятого вечера в субботу, четырнадцатого февраля, спустившись уже было по ступеням на первый этаж, вернулся и принялся стучать в дверь конторы. А когда из-за двери спросили, кто стучит, Волосюк произнес: «Открывай, это я». К сожалению, гражданка Лукоянова торопилась домой и не видела, открыли ли Волосюку дверь и вошел ли он в контору артели, однако надо полагать, что ему все-таки открыли. Да и как не открыть хозяину?»

– Я еще вот что у вас хотел спросить, – произнес майор Щелкунов. – Видели ли вы в день убийства Матрены Поздняковой худощавую женщину в плохоньком для зимы пальтишке и с небольшим саквояжем в руке?

На секунду задумавшись, женщина уверенно произнесла:

– Нет, не видела.

– Может, такую женщина вы встречали в районе раньше? Не четырнадцатого февраля, а, скажем, тринадцатого или двенадцатого?

– Не доводилось, – без колебаний ответила Марфа Лукоянова.

* * *

Продолжая опрашивать свидетелей, фигурирующих в деле, майор Щелкунов пытался найти новых и нашел. Кто-то из опрашиваемых обронил, что о худощавой женщине говорил некто Панкрат Черных. Проживает он на улице Пионерской, что в самом ее конце, близ скверика привокзальной площади, пересекает улицу Ухтомского и заканчивается пересечением с улицей Наримана Нариманова. Виталий Викторович, выяснив точный адрес Черных, отправился к нему ближайшим вечером.

Почти сплошь состоящая из каменных низких построек, в конце улица Пионерская имела свой первозданный облик. Примерно такой же, каковой был у нее лет сто пятьдесят назад, а то и поболее: деревянные дома с участками-огородами на задворках, покосившиеся заборы из прогнивших от времени и сырости досок. Когда Виталий Викторович подошел к дому Панкрата Черных, он был встречен заливистым лаем собаки. Ну а когда Щелкунов постучался в ворота, вставшие на его пути крепостью, пес просто изошел яростным лаем, пытаясь, вероятно, порвать сдерживающую его цепь и броситься на смельчака, посмевшего нарушить покой хозяина.

– Кого еще там несет? – недружелюбным вопросом был встречен Виталий Викторович, после того как постоял у забора несколько минут.

– Чего же так неласково гостей встречаете? – усмехнулся Щелкунов.

– А чего тут радоваться? Вон как собака вся изошлась!

– Майор милиции Щелкунов, – представился начальник отдела по борьбе с бандитизмом городского управления милиции, раскрывая удостоверение. – Вы – гражданин Панкрат Черных?

– Так точно, – по-военному ответил Черных, мужчина лет под сорок, с густой, уже начавшей седеть шевелюрой.

– Мне надо задать вам несколько вопросов.

– Всегда пожалуйста. – Послышался металлический звук открываемой щеколды, после чего открылась калитка. – Слушаю вас.

– Пройти можно? – поинтересовался Виталий Викторович.

– Проходите, – охотно отступил в сторону седеющий мужчина. – Не запрещено. – Хитро улыбнувшись, добавил: – Да разве вам запретишь!

Когда они вошли в дом и прошли через сени в комнату, Щелкунов задал свой первый вопрос:

– Вы знаете, где располагается артель «Путь Октября»?

– Как не знать? Знаю, – ответил Панкрат Иванович. – На улице Ухтомского, бывшей Первой Ямской, в двухэтажном доме, который раньше принадлежал купцам братьям Тихомирновым. Я там своей бабе сережки покупал. Ничего, довольная осталась… Даже не снимает. Умеют там делать красивые вещи.

– И Николая Волосюка знаете? – задал еще вопрос Виталий Викторович.

– Николая Григорьевича-то, – посмотрел на нежданного гостя с некоторым снисхождением хозяин дома, – конечно, знаю. Его все у нас знают. Личность в слободе известная.

– Что вы можете о нем сказать? – внимательно глянул на собеседника майор.

– А чего говорить-то? – с некоторым удивлением спросил Панкрат Иванович и тут же ответил: – Мужик как мужик. Ничего такого примечательного я в нем не заметил. Разговорчивый. Деловой. Заводной бывает. Ну это когда малость переберет.

– Он сильно выпивает, до женщин охоч? – уточнил Виталий Викторович.

– Ну, нашли что спросить?! А кто баб да выпивку не любит? Какой-то ущербный разве что, – с веселыми искорками в глазах посмотрел на майора милиции Черных. – Вы, что ли, не любите баб и пивко по воскресеньям?

Майор, конечно, отвечать на такой вопрос не стал. Хотя, если честно признаться, пропустить стопочку-другую в компании привлекательной женщины он был бы совсем не прочь. Естественно, строго в нерабочее время…

– Вы слышали, что произошло в воскресенье, пятнадцатого февраля? – снова поинтересовался Виталий Викторович.

– Так все у нас в слободе слышали, – отозвался Панкрат Иванович. – Это ведь не тайна какая-то. Матрену Позднякову убили. Жалко девчонку… Правда, убили-то ее в субботу вечером, говорят. А вот обнаружили в воскресенье.

– Верно, – согласился со словами Черных майор, – убийство произошло в субботу вечером. А вы, случайно, не видели, не приходила ли в контору артели в ту субботу в восемь или в девятом часу вечера худощавая женщина с саквояжем и в демисезонном пальто?

– С саквояжем?.. – раздумчиво протянул Панкрат Иванович.

– Ну да, с саквояжем, похожим на докторский, только немного поменьше, – внутренне напрягся Виталий Викторович. Примерно такое же состояние находило на него, когда во время рыбалки вдруг начинала клевать рыба и он, собравшись, выжидал подходящий момент, чтобы ее подсечь.

– Видел, – прозвучал ответ, оправдавший ожидания майора Щелкунова. – В точности в восемь или в девятом часу я ее и видел. Потому как в это время возвращался из дома своего однополчанина Игната Ферапонтова, проживающего на улице Нариманова. Женщина эта стояла на ступеньках между первым и вторым этажом артельного дома, – добавил Панкрат Иванович. – Беседовала с Матреной…

– Вы с однополчанином выпивали? – пристально посмотрел на хозяина дома майор Щелкунов.

– А то! Как же без этого? – с удивлением посмотрел на Виталия Викторовича Черных. – Ребят павших помянули… Много их под Славянском полегло.

– Вы уж меня извините за откровенность, так, может, вам просто показалось с пьяных глаз? – выдвинул предположение майор Щелкунов.

– Я, конечно, был выпивши… Так не возбраняется, выходной был, – заявил майору Панкрат Иванович и твердо добавил: – А потом я все соображал и отчет своим словам и действиям вполне отдавал. Ничего мне не показалось! Видел я ее. Именно такую, какую вы и описали: худощавая, лет тридцати, в худом демисезонном пальто… Скорее осеннем, нежели зимнем, и с саквояжем в руке. Если бы она была так себе, может, я и не обратил бы на нее внимания, но что-то в ней такое было… Трудно даже объяснить что. Может, диковатое что-то. Не знаю!

– А не видели вы, куда она потом пошла?

– Не видел, извиняйте… Шел прямым курсом домой!

Виталий Викторович от Панкрата Черных вышел в крайне задумчивом состоянии. Конечно, майор Темирзяев, расследуя это дело, все сделал правильно и дотошно, кроме одного: уперся в одну-единственную версию о виновности председателя ювелирно-художественной артели Николая Волосюка и увидеть что-либо другое не пожелал. А ведь в деле имелись показания Михаила Возницына, одного из тех двух мужчин, что самыми первыми вошли в воскресенье утром, пятнадцатого февраля, в помещения конторы артели и обнаружили труп Матрены Поздняковой. Этот самый Возницын показывал, что самолично видел, как в субботу, четырнадцатого февраля, в районе восьми часов вечера или в начале девятого Матрена Позднякова стояла на ступенях, ведущих на второй этаж дома. Стояла и беседовала о чем-то с худощавой женщиной в плохоньком, не по зиме, пальто и с саквояжем в руке,