– А Матрену Позднякову вы знали? – поинтересовался Щелкунов.

– Ну, видел несколько раз, – ответил Возницын.

– А когда видели в последний раз? – спросил Виталий Викторович, скорее машинально, нежели целенаправленно и с умыслом. И получил неожиданный ответ:

– Да вот в тот самый день и видел, когда ее… это… убили. В субботу то есть, четырнадцатого февраля.

– Вечером видели, правильно? – припомнил майор Щелкунов показания свидетеля Возницына, имеющиеся в деле. И мысленно похвалил себя за хорошую память. А еще похвалил за то, что, читая эти показания, сделал для себя заметочку, что эти показания вроде бы не заметил майор Темирзяев. То есть не отнесся к ним с должным вниманием и не придал никакого значения… Хотя, скорее всего, следовало бы.

– Да, вечером, – кивнул Михаил Возницын.

– И как это происходило, в какое время? – задал еще один вопрос Щелкунов, покуда не отдавая себе отчета в том, что ответ Возницына, возможно, даст толчок для появления новой версии.

– Это было в районе восьми вечера, – поразмыслив, ответил Михаил Возницын. И, чуть подумав, добавил: – Или, может, в начале девятого. Мотя стояла на ступеньках, облокотившись о перила, и беседовала о чем-то с какой-то женщиной.

– Опишите, пожалуйста, эту женщину, – попросил майор.

Возницын неопределенно пожал плечами:

– Вроде бы ничего особенного. Ей где-то лет тридцать. Худая такая… В тоненьком пальто, совсем не для зимы, и с саквояжем в руке, с каким раньше земские доктора ходили, только вот размером немного меньше.

– А потом? – спросил Виталий Викторович. – Что было?

– А что потом… Потом я прошел мимо, а они все еще беседовали, – последовал ответ.

– Эту женщину мог бы еще кто-нибудь видеть, кроме вас? – поинтересовался Щелкунов.

– А я почем знаю? – с некоторым удивлением посмотрел на Виталия Викторовича Михаил Возницын.

– Ну, может, кто-нибудь мимо проходил в это время, – осторожно заметил майор.

– Да никто не проходил… – Возницын немного помялся, потом добавил: – Я эту худую с саквояжем еще раз видел…

– Когда?

– Да тогда же, четырнадцатого, в субботу. Только уже поздно вечером, часу в одиннадцатом, – ответил мужчина.

– Расскажите поподробнее, как это произошло, – попросил Виталий Викторович.

– Я из пивнушки возвращался, что на вокзале, – посмотрел прямо в глаза майору Возницын. – Пивняк там дольше работает, чем в других местах. И народу не было, все по домам разбрелись… Наш-то уже в восемь был закрыт, – пояснил Щелкунову, как своему, Михаил Возницын и продолжил с чувством: – Иду, значит, через привокзальный сквер и вижу, что с лестницы женщина какая-то спускается. Пригляделся – а это та самая баба, что в девятом часу с Мотей на ступеньках о чем-то калякала. Спустилась она, стало быть, и пошла себе…

– Куда пошла-то? – воспользовавшись небольшой паузой, спросил Виталий Викторович.

– Да кто ж ее знает, куда она там почапала, – бросил взгляд на Щелкунова Возницын и замолчал, ожидая новых вопросов от майора. Но таковых не последовало.

На этом завершился допрос свидетеля Возницына. А Виталий Викторович решил для себя, что надо бы о женщине в скверном пальтишке и с саквояжем в руке узнать побольше…

* * *

Виталий Викторович ожидал, что женщины будут куда более разговорчивыми, нежели Голубцов и Возницын. Так оно впоследствии и оказалось.

Первой майор Щелкунов решил допросить Клавдию Бочкареву.

Во время допроса она охала, сопереживала, что не помешало поведать о том, что как только она и ее подруга Гульнура Имамова услышали крик Семена Голубцова, так тотчас побежали на него. К ним еще старик Карташев Василий Дементьевич присоединился, проходивший в то время мимо.

– Когда мы забежали в контору артели на второй этаж, то Голубцов показал нам убитую Мотю, – продолжала рассказывать Клавдия Бочкарева. – Тут мы, конечно, запричитали (страх-то какой!), а старик Карташев со значением угрюмо произнес: «Я так и знал». Я у него спрашиваю: «Чего ты такого знал, старый? Говори давай!» А Василий Дементьевич ответил, что у него, мол, было плохое предчувствие, что с Мотей что-то может произойти, поскольку «все к тому шло». Я у него опять спрашиваю: «Да что шло-то?» А он мне со значением так отвечает: «А все!»

– А что было дальше? – поторопил Щелкунов.

– А потом я вызвалась сбегать за нашим участковым, – сообщила Бочкарева. – Надо ж было о случившемся в милицию сообщить. Они ведь так и не догадались… Только ходят вокруг покойницы и охают. Прибегла я, значит, в милицию. Окулов находился у себя в участке. Когда я сказала, что в конторе артели «Путь Октября» убили Матрену Позднякову, он быстро собрался, взял с собой по дороге постового милиционера, и мы уже втроем подошли к дому. Постового он оставил у лестницы на второй этаж для охраны, чтобы никого больше в контору не пускал, а мы прошли. Окулов все осмотрел, допросил нас всех и выпроводил из дома. Мол, нечего нам тут топтаться на месте преступления. И мы ушли…

– Вы знали Матрену Позднякову? – спросил Виталий Викторович разговорчивую женщину.

– Как же не знать-то милую? Такая девочка хорошая! Знала, и очень даже хорошо знала, – охотно ответила Клавдия Амвросиевна. – Она была дружна с моей дочерью Ниной, вместе учились в одном классе, дружили очень, и Мотя частенько у нас бывала. Моя Ниночка-то все ревет, подругу жаль… А где-то дней за десять до… своей погибели она пришла к нам вечером уже после девяти. Грустная такая, пришибленная будто. Я еще тогда поинтересовалась у нее, что она так поздно в гости пожаловала, когда уже спать ложиться пора. А потом ведь в Казани неспокойно. Сколько жулья да бандитов по улицам шастают! А она знаете что мне ответила? – заговорщически посмотрела на майора Щелкунова Клавдия Бочкарева. – Дескать, этот Волосюк к ней привязывается и проходу ей не дает, хватает и щупает за разные места, и она просто не знает, куда от него деться. Вот так вот! И попросилась покуда у нас побыть. Пока дед ее домой не вернется, он будто бы обещался вернуться к десяти вечера. Я, конечно, разрешила, как не разрешить, когда такое… Вот что я еще вам скажу, товарищ милиционер, – доверительно произнесла Клавдия Амвросиевна и посмотрела прямо в глаза Виталию Викторовичу: – Боялась Мотя Волосюка. Точно вам говорю: боялась!

Про Николая Волосюка можно было не спрашивать: отношение к нему Клавдии Бочкаревой было предельно ясно.

– Я у вас вот что еще хочу спросить… А не видели ли вы, Клавдия Амвросиевна, в субботу вечером возле дома артели худощавую женщину годов тридцати, в плохоньком пальто и с саквояжем в руке?

– Ой, не видела!

Отпустив Клавдию Бочкареву, Виталий Викторович вызвал Гульнуру Имамову.

– Расскажите мне, что вы видели в воскресенье, пятнадцатого февраля, когда прошли в помещение промыслового коллективного хозяйства-кооператива «Путь Октября».

Поначалу ее показания буквально повторяли свидетельства Бочкаревой. Утром пятнадцатого февраля шли по своим делам, услышали крик, побежали к дому артели, поднялись на второй этаж и увидели тело бедной растерзанной Моти. Потом Клава Бочкарева сбегала за участковым, тот пришел, всех опросил и потом из дома выгнал.

– Что вы можете сказать о Матрене Поздняковой?

– Ничего худого сказать не могу, – произнесла Гульнура Фархадовна. – Наоборот, хочу сказать, что девочка она была весьма организованная и рассудительная.

– Могла она открыть дверь какому-то постороннему?

– Никак не могла, – убежденно проговорила Гульнура Фархадовна. – Я сама была свидетельницей тому, как Мотя не впустила в контору в нерабочее время бухгалтера Рауде, хотя наверняка узнала его голос. Так что никому постороннему открыть двери конторы в субботу вечером, четырнадцатого февраля, она не могла.

– Я тут допрашивал свидетелей, и многие говорят о том, что Волосюк приставал к девочке. Можете это как-то подтвердить?

Щелкунов взял чистый лист бумаги и внимательно посмотрел на Гульнуру Фархадовну, готовый записывать ее показания.

– Приставал Волосюк к Матрене или не приставал, я вам ничего достоверного сказать не могу, поскольку сама ничего подобного не видала, а слухи разные ходят.

– А Николай Волосюк делал какие-нибудь подарки Матрене Поздняковой?

– К Новому году сделал подарок. Позолоченные сережки подарил. Его артель делает такие. А только такие дорогие подарки дарят сами знаете кому… – добавила Имамова и многозначительно посмотрела на Щелкунова, полагая, что тот сам догадается «кому».

– И кому же? – переспросил Виталий Викторович, чем поставил Гульнуру Имамову в несколько затруднительное положение.

– Женам да любовницам, вот кому. Ну, или кандидаткам в таковые… – последовал ответ после некоторой заминки.

Виталий Викторович задал вопрос, который решил задавать всем допрашиваемым.

– Скажите, а женщину, худощавую, лет тридцати и с саквояжем, вы близ артели не видели вечером в субботу? И вообще, может, видели когда-нибудь