– Змея! – воскликнула начальница, задыхаясь от гнева. – Негодная тварь! Ты осмеливаешься опять лгать? Ведь эта монета выпала из твоего корсажа!

– Мне подарили ее, – отвечала Жозефина твердым голосом.

– Это уже превосходит все границы! – возмущенно произнес господин церковный смотритель.

– Подарили! Ей! – захлебываясь от гнева, возопила начальница. – О Боже, помоги мне собственными руками задушить эту змею!

– Позвольте, мой благочестивый друг, – прервал ее господин Шварц с таким выражением, будто ему пришла в голову хорошая мысль. – Позвольте мне задать ей вопрос.

Начальница молча кивнула, не имея более сил выражать свой гнев, тогда господин смотритель вперил твердый взор в несчастное дитя.

– Ты утверждаешь, что золотую монету тебе подарили. Кто же этот человек?

– Господин с черной бородкой, – отвечала Жозефина. – Я поступила дурно, что сразу не сказала об этом, но я боялась, что у меня отнимут монету.

Правдивость девочки еще больше усугубила ее положение.

– Отнимут монету! – с новой силой вскричала уязвленная начальница. – Эта змея осмеливается меня подозревать!

– Кто же этот щедрый господин, подаривший тебе дукат? – продолжил допрос господин полицейский секретарь. – Как его зовут?

– Не знаю, – отвечала девочка.

– Ага, вот оно что! Она украла и, как все опытные воровки, для своего оправдания ссылается на какого-то незнакомца, которого никто никогда не видел… Ну, благочестивый друг, накажите ее. На этот раз мы не доведем ее проступок до суда, но если такое повторится, то ей не миновать исправительного дома.

– Вы можете думать, что хотите, сударь, но эту золотую монету мне все-таки подарили! – дрожа от обиды, воскликнула Жозефина с детским гневом.

Бессовестный смотритель так оскорбил ее своими словами, что она готова была броситься на него, лицо ее побледнело, губы крепко сжались.

– Вот увидите, – твердо сказала она, – незнакомец придет сюда, он обещал мне, и тогда вы сможете убедиться, что я невиновна.

– Ты надеешься этим дерзким обещанием отсрочить свое наказание и успокоить меня, – сказала начальница, – но ты будешь подвергаться наказанию до тех пор, пока твой незнакомец не явится сюда и не подтвердит твою ложь.

– Вот и отлично! – удовлетворенно воскликнул церковный смотритель. – Она сама вынесла себе приговор, и наказание ее продлится неопределенно долго!

После этого господин полицейский секретарь учтиво раскланялся с благочестивой начальницей. Та поблагодарила его за совет и помощь; когда же господин Шварц удалился, она повернулась к Жозефине, с яростью схватила ее за плечи костлявыми руками и принялась трясти, желая выместить всю свою ярость на хрупком юном теле.

Но Жозефина внезапно выпрямилась и, бледная как смерть, приняла оборонительную позу.

– Не трогайте меня, – воскликнула она, – я невиновна!

– Как! Ты осмеливаешься поднять на меня руку? Ты угрожаешь мне?

– Не бейте меня, на этот раз я вам не дамся! Если бы я чувствовала за собой вину, я покорилась бы и приняла наказание безропотно, хотя бы и более суровое; но я невиновна, и вы не должны меня наказывать!

– Вот когда проявилось все твое коварство, лицемерная воровка! Я заменяю тебе мать, а ты осмеливаешься…

– Заменяете мне мать?! – с горечью воскликнула девочка. – Боже мой, да разве вы когда-нибудь обходились со мной, как со своей дочерью, разве хоть раз назвали меня ласковым именем?

– Никогда и ни разу, потому что ты этого не стоила, змея! Прочь с моих глаз! Ступай тотчас же на чердак, там ты подвергнешься наказанию. С тебя снимут это хорошее платье и наденут дурное, чтобы каждый знал, что ты преступница; ты будешь ходить босая и носить воду благочестивым помощницам и учителям и вообще будешь исполнять все, что они тебе прикажут.

– Я это исполню, – дрожащим голосом проговорила бедная Жозефина, но затем, рыдая, бросилась к ногам начальницы. – О, сжальтесь надо мной! Клянусь всеми святыми, я невиновна! Не посылайте меня на чердак, там так страшно!

Начальница, наслаждаясь горем бедной девочки, назидательно сказала:

– Именно потому, что наказание это кажется тебе таким ужасным, ты и претерпишь его. Я сумею тебя смирить, дерзкую злую тварь. Прочь с моих глаз! На чердак!

Начальница позвонила. Вошел сторож.

– Эта безбожница отправится сейчас на чердак и пробудет там неопределенно долго, – сказала она, указывая на Жозефину. – На сухом хлебе и воде она научится каяться и молиться.

– Каяться и молиться необходимо, – благоговейно подтвердил сторож.

– Она будет носить самые старые и худые платья, которые отбирает кастелянша, и будет босиком исполнять все службы.

– Все, что прикажет благородная начальница, будет исполнено в точности.

– Не давать ей ни свечей, ни книг, ни пера, змееныш этот должен только каяться, молиться и тем исправляться.

– Молитва и покаяние – лучший способ спасти душу, – поддакнул сторож.

Не удостоив больше Жозефину ни единым словом, начальница надменным жестом указала ей на дверь. Сторож хотел схватить девочку, но Жозефина отпрянула.

– Не трогайте меня, я сама пойду.

Затем она повернулась к начальнице и голосом, идущим из глубины ее сердца, произнесла:

– Да простит вас Бог и да защитит он меня.

С этими словами она вышла из комнаты в сопровождении удивленного сторожа.

В узких извилистых коридорах воспитательного дома было темно. Жозефина знала, какому наказанию она подвергнута. Однажды она уже провела трое суток в уединенной комнате на чердаке из-за одной девочки, ложно обвинившей ее. Но на этот раз наказание было неизмеримо длительнее.

С наступлением ночи стало холодно. Девочка вошла к кастелянше и обменяла свою одежду на изодранные лохмотья. В таком виде она поднялась по крутой лестнице в сопровождении кастелянши, которая светила ей и несла с собой кружку воды.

Вот и чердак – темный, страшный. Там стояла старая сломанная мебель, висела ненужная одежда, хранилась непригодная посуда.

Там водились голодные злые крысы.

Пройдя по темному длинному переходу, они достигли наконец комнаты.

Кастелянша отворила дверь, и Жозефина с трепетом вступила в темную, холодную, пустую каморку. У задней стены находилось ложе, устроенное из гнилой соломы; потолок над постелью круто спускался, так что лежащий здесь, забывшись, мог сильно стукнуться головой.

Кастелянша поставила кружку с водой, положила рядом кусок черствого хлеба и вышла, заперев дверь на ключ.

По телу Жозефины пробежала дрожь. Да и какая девочка в тринадцать лет не остолбенеет от страха, оказавшись запертой в комнатушке на огромном пустом чердаке, наедине с мышами и крысами.

Жозефина не смела приблизиться к соломенному ложу и закутаться в ветхое шерстяное одеяло. Сквозняк шелестел каким-то сухим мусором, качались и поскрипывали чердачные ставни, отовсюду чудились неведомые и потому страшные шорохи. Крысы и мыши, почуяв хлеб, затеяли беготню у самых ног девочки. Писк их был до того отвратителен, что ребенок,