Мысли ее в эту минуту были далеко от воспитательного дома, ее «отчего дома», где она провела так много тяжелых дней и вытерпела так много незаслуженных наказаний и упреков.

Но все напасти она переносила с таким спокойствием и покорностью, какие трудно было ожидать от девочки-подростка; чистая совесть и вера в Бога давали ей силы на все.

Начальница же и ее помощницы называли это упрямством и становились все злее и нетерпимее к бедной Жозефине. Она находила себе утешение в том, что летом, во время прогулок, собирала у обочин дорог цветы – такие же одинокие и покинутые, казалось ей, как и она сама, – срисовывала их на бумагу, а затем раскрашивала.

Это занятие было для нее счастьем, и теперь она надеялась вновь обрести его с помощью того доброго господина, который подарил ей блестящую золотую монету и пообещал заступиться за нее, чтобы начальница разрешила ей купить новые краски; она взялась за корсаж и убедилась, что монета на месте.

Вдруг дверь в комнату отворилась. Прочие девочки, бывшие всегда настороже; быстро спрятали свои лакомства и взялись за рукоделие, и лица их приняли самые скромные и невинные выражения. Жозефина ничего не видела и не слышала, погруженная в свои мечты.

Вдруг в большой спальне раздался громкий гневный голос:

– Жозефина!

Девочка узнала этот голос и вскочила.

Начальница обратилась к ней со следующими словами:

– Скверная девчонка, ты даже не замечаешь, когда я вхожу! Лентяйка, ты опять бездельничаешь? Сидит себе у окна и глазеет в сад! Посмотри на своих подруг: у каждой из них в руках работа. Иди за мной!

– О Боже мой! – воскликнула бедная девочка, и на глаза ее навернулись слезы.

Она покорно пошла за начальницей в кабинет – сколько раз ее подвергали там самым тяжелым и унизительным наказаниям.

В коридоре начальница со злостью схватила ее за руку и потащила за собой, выговаривая на ходу:

– Ты негодная, неблагодарная тварь! Жду не дождусь, когда я смогу наконец от тебя избавиться и отправить в такое место, где ты поневоле исправишься! Ты злоупотребляешь моей добротой и снисходительностью, и на этот раз я накажу тебя со всей строгостью!

– О Боже мой, – прошептала Жозефина, – я ничего плохого не сделала.

– Как, негодная тварь, ты еще смеешь оправдываться? Ты надеешься снова обмануть нас своей дерзкой ложью? Погоди-ка, скоро у тебя пройдет охота лгать!

Она отворила дверь в кабинет и втолкнула туда Жозефину со словами:

– Вот она, ехидная змея!

Дрожавшая от страха девочка увидела перед собой человека с пронзительными черными глазами, который так грубо обошелся с ней на благотворительном базаре. Он впился в Жозефину взглядом, и невинная девочка опустила глаза.

– Да, это она, непослушная и надменная тварь, – отвечал господин церковный смотритель Шварц, – теперь-то уж мы найдем средства ее исправить!

– Я прошу вас помочь мне, дорогой господин смотритель, сама я чересчур добра и снисходительна.

Как ни была Жозефина взволнована и перепугана, при этих словах начальницы она с немым удивлением взглянула на нее и тут же подняла глаза к небу.

– Когда ты рисовала эти свои скверные картинки, которые осмелилась выставить на базаре? – спросил смотритель.

Девочка молчала, собираясь с мыслями.

– Отвечай, когда ты рисовала их? – прикрикнула начальница.

– Я рисовала их, когда все мальчики и девочки играют во дворе, по субботам, – тихо ответила Жозефина.

– Это явная ложь, недостойная и греховная, – с усмешкой изрек церковный смотритель и попечитель бедных.

– Совершенно недостойная и греховная! – с готовностью подтвердила начальница. – Но я отняла у нее краски, больше она не будет рисовать.

– Вы отлично сделали, мой благочестивый друг, – сказал смотритель и обратился к Жозефине: – Все ли деньги ты сдала, которые выручила?

– Все, сударь, – отвечала Жозефина.

– И ты ничего не утаила, не оставила себе? Ты ничего не хранишь у себя?

Девочка замялась. Она ничего не утаила, но хранила у себя золотую монету, подаренную ей незнакомцем.

– Ну, что же ты молчишь?! – воскликнула начальница, и ее злые серые глаза неестественно расширились.

Жозефина собралась было ответить, что у нее есть деньги, подаренные ей незнакомцем, и вдруг спохватилась, что если она признается в этом, монету тут же отнимут, и тогда ящик с красками будет для нее потерян навсегда.

– Я ничего не утаила и у меня ничего нет! – скороговоркой выпалила она, отведя взгляд.

– Ты краснеешь, змея, значит, ты лжешь!

– Мое предчувствие оправдывается, – сказал Шварц, торжествуя.

Жозефина не могла больше владеть собой и разрыдалась.

– Отчего ты плачешь, лгунья? Снимай свои платья, я их обыщу! – приказала начальница строгим голосом.

Девочка давилась рыданиями и не могла вымолвить ни слова.

– Слышишь ли ты? Снимай платья! – повторила начальница громче. – Или позвать для этого кастеляншу?

Жозефина никак не могла решиться исполнить это строгое приказание.

– Может быть, не здесь? – нерешительно спросила начальница, поглядывая на господина церковного смотрителя.

– Как, эта тварь осмеливается противиться? – воскликнул господин Шварц с еще большей злобой, нежели начальница. – Эта тварь думает, что на нее обратят внимание, что она уже взрослая, что у нее может быть стыд и своя воля!

Более не колеблясь, начальница схватила девочку за руку и потащила в соседнюю комнату, где сорвала с нее корсаж и юбчонку, прежде чем несчастная девочка смогла произнести хотя бы слово.

Вдруг что-то со звоном покатилось по полу.

– Вот оно! – почти в один голос воскликнули начальница и смотритель из соседней комнаты.

«О Боже милосердный, заступись за меня!» – произнесла мысленно девочка.

– Золотая монета! – с ужасом воскликнула начальница и подняла блестящий дукат. – О змея! О негодная тварь! Золотая монета! И молчит, воровка! О я, несчастная! В моем доме, обители благочестия, свершаются подобные дела.

Злая фурия закрыла лицо руками и сделала вид, будто вытирает слезы, одновременно обратив глаза к небу.

– Золотая монета! – повторила она почти беззвучно и, вернувшись к смотрителю, показала ему дукат. – Какой стыд! О, это ужасно!

– Утешьтесь, мой благочестивый друг! Я почти был уверен в этом. Мир исполнен греха! Подумать только, так молода и уже так опасно испорчена!

– О, я не переживу такого стыда! Ее величество, попечительница нашего заведения, конечно же обо всем узнает. А эта неблагодарная змея не сумела даже понять благородной цели, с какой был устроен этот базар.

– Я вполне поняла ее! – проговорила Жозефина, успевшая одеться и войти в комнату. – Мне подарили коралловую нитку, но я снова положила ее на место, чтобы еще раз продать.

– И присвоить себе деньги, – сказал господин Шварц.

– Но я с