— Рудольфу? — изумилась я, — Ему-то за что?

— Позвольте уж мне сохранить эту тайну при себе. А про господина Тон-Ата я всё вам рассказал, если в общих чертах.

— Тон-Ат уж точно когда-то был вашим хозяином, — сказала я не без усмешки, — ваш неповторимый стиль общения сам по себе не смог бы и сформироваться.

— У меня и было, и есть много хозяев, которым я служил и вынужден служить, моя ироничная госпожа. Но надо ли вам и говорить, что тот, кто властен над собою, всегда свободен от любых, сильных и, казалось бы, неодолимых властителей.

— А вы не глупый, господин Инар, — сказала я, редко обращаясь к нему с приставкой «господин», ибо он моим господином не был, а ради этикета величать его господином, язык отчего-то не поворачивался. На моё раздражение он ни разу не ответил, не изменил своей спокойной и даже успокоительной временами интонации. Так что и я поневоле успокоилась.

— А тут дураку на значимом посту и не усидеть, — ответил он. — Особый же город. Вокруг одни умники, шпионы, тайные маги, разбавленные к тому же загадочными пришельцами

Инар Цульф и его неожиданное лицо

— И откуда же они пришли? — я увлеклась вдруг разговором с ним.

— Никто не знает, любознательная госпожа Нэя. Иначе прилагательное «загадочные» было бы неуместным.

— Если неизвестно кто и откуда, с чего и взяли, что пришельцы?

— А маги-то на что? Они чуют чужую природу, даже не обладая выучкой шпионов или познаниями умников. Другое дело, что у них тут своя цель, не совпадающая с целями власть имущих.

— А Рудольф в вашем мнении кто? Умник, шпион или… маг?

Инар вдруг издал смешок, — Какой же он маг! Если он, одержимое страстями, существо. Он не умник, хотя с очевидностью не дурак. Не шпион, поскольку с тою же очевидностью для меня, он смотрит вокруг себя слишком уж ясными, бесстрашными, да к тому же и необычайно светлыми глазами.

— Остаётся предположить последнее. Он пришелец?

— Мне кажется, что вы лучше всех в этом городе знаете, кто он.

— Вам не припекло ли голову, если вам что-то вдруг кажется? — спросила я, вспомнив насмешку Руда над Рэдом. — А кстати, Рэд-Лок к какой из названных категорий принадлежит, вы не знаете?

— Он незаконнорожденный сын одного влиятельного аристократа. Образованный, но недалёкий человек. И поскольку он не числится в списке континентальных аристократов, то ничего другого, кроме карьеры, ему и не остаётся.

— Почему же сюда не допускают аристократов? — я действительно этого не знала.

— Потому что они сами не живут там, где надо работать на износ всех интеллектуальных, в том числе и физических сил. Здесь же ни у кого нет роскошных персональных дворцов, личных рощ и озёр, здесь относительный лишь достаток, равноправие и каждодневный труд. Здесь хорошо, но трудно. Легко тут живётся лишь простонародному и рабочему сословию, если в сравнении с той лютой жизнью, что за стенами. Работа хорошо оплачивается, полноценный отдых, еда вкусная, а дома удобные. А вы в отличие от прочих, тут живущих, одна живёте в настолько великолепном дворце, что даже жрецы Надмирного Света жаждали присвоить его себе. Но их отсюда изгнали. Они вынуждены были подчиниться, поскольку тут задействованы силы и интересы самой Коллегии Управителей. Им лишь и осталось, что напророчить нашему городу будущую катастрофу. Так что в определённом смысле наш город ими проклят.

— Ну, не одна я там живу. Со своим служебным персоналом, как вам известно. Не смогла бы я одна без людей жить в таком огромном здании, будто я призрак. Хотите сказать, что необыкновенный дом-кристалл достался мне благодаря вам?

— Не только, — уклонился он от ответа.

— Инар, — произнесла я вдруг его имя самым возможно-нежным и певучим голосом, подражая Ифисе, когда она обольщала мужчин, — Вы работали в имении нашего соседа Ал-Физа. Вы должны были помнить моего отца. Каков он был, как человек?

Он пялился на меня так, будто его внезапно накрыла болезнь вечерней слепоты, хотя было ясное утро. Было в его взгляде что-то беспомощно-умоляющее, как будто он надеялся, что я пойму его нежелание говорить на эту тему и отменю свой же вопрос. Я ожидающе молчала. И он заговорил.

— Ваш отец был человеком из другого времени, так бы я сказал. Из времени будущего, которое никому не ведомо, но все наделяют его лучшими свойствами, хотя бы затем, чтобы не бояться этого будущего, как оно и свойственно людям. А по мне пугают людей будущими временами лишь корыстные жрецы, коим и выгоден порабощающий душу страх. А также, чтобы свалить спрос за возможные беды, неизбежные при чудовищно преступном отношении к людям со стороны властей, на некие высшие силы. Поэтому я уточню. Ваш отец был человеком-пришельцем из мира, который всем желателен, но которого нет в наличии. Он был безусловный талант, очень добрый и сострадательный, но увы, доверчивый тоже…

— Вы знаете, кто донёс на него за его исследования тайн прошлой цивилизации? — спросила я, вовсе не ожидая ответа и уверенная, что Инар знать этого не может. — Бабушка думала на Ал-Физа.

— Она ошибалась, — ответил Инар, а я вдруг увидела, каким белым, вернее обескровленным, стало его лицо. Лысина тоже будто покрылась мелом, как и уши, не имеющие выраженных мочек. Он сжал свои некрупные руки в замок так крепко, что его кулачки, почти женские по виду, тоже побелели. Молчание слишком затянулось. Он смотрел прямо перед собой, не видя меня.

— Если вы знаете, что не Ал-Физ, то кто же?

— А зачем вам это знать теперь? Когда исправить ничего уже нельзя. А виновники понесли заслуженную кару…

— Их было несколько?

— А вы думаете, что раскрытие разветвлённого и продуманного заговора возможно одним лицом?

— Я думаю, Инар, что вы точно не шпион. Поскольку вы не умеете скрывать свои эмоции. А ведь многие думают, что их у вас и нет. И не маг вы, что тоже очевидно, поскольку я жила с магом как с самым близким мне существом. И уж точно отличу обычного человека от мага.

— Добавьте, что и не пришелец, — вымученно улыбнулся он, то есть покривил губы, тоже женственные. Он вообще был весь такой миниатюрный и, наверное, у него были красивые дочери. Как говорила мне бабушка, у миниатюрных и женственных по виду мужчин рождаются, как ни странно, красивые дочери. Но каковы они были, я их не видела. А сын мог быть любым,