– Так.

– Теперь вернемся к вашим показаниям. Мой уважаемый коллега задал вам вопрос, почему расстроилась ваша сексуальная жизнь с мужем. Вероятно, он ожидал в ответ что-то вроде: «Муж от меня отдалился», «Муж был со мной жесток». Но я записал то, что вы сказали. Вы сказали: «Я отдалилась от него. Я поняла, что нельзя было за него выходить». Возможно, вы согласитесь нам это пояснить, миссис Ривер?

Фредерика смотрит на свои ладони. Слова не идут. Аунс услышал ее мысли. Ответ ей известен, нужно отвечать, но она не может.

– Прошу вас, миссис Ривер. Вы всегда так точны и красноречивы. Я задал простой вопрос. Хорошо, я начну за вас: «Я поняла, что нельзя было за него выходить».

– Я поняла, что обещала больше, чем могла дать.

Высказав это наконец, Фредерика ненадолго чувствует облегчение. Потом ее снова поражает немота.

– Значит ли это, что, выходя замуж, вы были с мистером Ривером нечестны? – спрашивает Аунс.

– Это не совсем так.

– Не совсем так. Но похоже, не правда ли? Возможно, вы сейчас внутренне соглашаетесь, что ошиблись, и ошиблись крупно. Вы понимаете, что мужчина, живой и чувствующий человек, пусть и не столь утонченный, как вы, мог раздражаться, видя, что вы отдалились, впадать в гнев.

– Я не отдалялась.

– Извините, миссис Ривер, вы употребили именно это слово.

– Хорошо, но это не значит, что в меня можно кидать топором.

– Не значит. Впрочем, эпизод с топором мой клиент не признает. А теперь скажите, миссис Ривер, зачем вы все-таки вышли замуж?

– Я уже сказала. Из-за секса, из-за телесной радости. И потому, что он не отступал.

– А то, что мистер Ривер очень богат, никак не влияло на ваше решение?

– По большей части нет. Конечно, мне нравятся… нравились хорошие рестораны и тому подобное, но то был ореол иной жизни, блеск, новизна. Хотелось посмотреть, как живет другая часть человечества. Наверное, тут я тоже была не вполне честна. Но я не прошу для себя содержания, только для ребенка. И надеюсь, что могу сейчас это прояснить: я вышла замуж не из-за денег. Блеск привлекал, да. Блеск, соблазн иной жизни…

– Спасибо, вы все крайне четко сформулировали, – произносит Аунс.

Фредерика чувствует, что ее унизили.

Аунс: Теперь, если позволите, обратимся к вашему внезапному бегству из Брэн-Хауса. Там ведь совершенно случайно оказались ваши друзья на «лендровере». И они вас ждали, несколько молодых людей. Удачное совпадение…

Ривер: Моим друзьям дали понять, что им не рады. Они могли больше вообще не приехать. Мне было страшно, казалось, сейчас или никогда. В тот момент, по крайней мере, казалось.

Аунс: А ребенок? Вы его как-то подготовили к этому ночному исходу? Сказали ему, что нужно уйти из дома, от отца, который его любит, от тетушек, от домоправительницы, которая занималась его воспитанием, от пони, к которому он так привязался? Он уходил по своей воле?

(Свидетельница явно шокирована вопросом.)

Ривер: Он сам решил уйти.

Аунс: Что вы хотите этим сказать? Что вы пришли к нему – к маленькому ребенку в детскую – и велели выбрать между матерью и отцом?

Ривер: Нет. Я бы так никогда не сделала. Нет. Я просто не стала его будить. Мне казалось, что я не смогу… что это нечестно. Я не собиралась уезжать надолго… навсегда. В ту минуту не собиралась. И считала, что дома ему будет лучше.

Аунс: Считали, что дома лучше.

Ривер: Ну да. В каком-то смысле так и было, конечно.

Аунс: Но как же получилось, что вы его все-таки забрали?

Ривер: Он выбежал, закричал, что хочет со мной. Он как-то сам понял, что я ухожу.

Аунс: И он не просил, чтобы вы остались?

Ривер: Нет, он повторял: «Мама, я с тобой!» Если бы просил, я бы осталась. Но он сказал, что хочет со мной.

Аунс: Маленький мальчик – ночью, испуганный, ничего не понимающий, плачущий?

Ривер: Да. Но он настаивал… Вы его не знаете, он очень волевой.

Аунс: Но вы, надеюсь, не будете утверждать, что ребенок в четыре года может навязать свою волю любящей матери, которая – из материнского бескорыстия, видимо, – решила, что ему лучше остаться дома? А может быть, миссис Ривер, все было по-другому? Может быть, мальчик, которого вам удобней было не брать, как назло, взял да и почувствовал, что вы его бросаете? Выбежал к вам, просил, умолял? И вы, боясь, что молодые люди вас не дождутся, сдернули его с места и поволокли с собой, как ненужный чемодан?

(Свидетельница молчит.)

Аунс: Все ведь было примерно так?

Ривер (шепотом): Нет. Было не так… Я его люблю.

Голос Фредерики звучит слабо и жалко. Невозможно говорить, слова не слушаются. Она нервно облизывает губы – нехороший признак, особенно для судьи и присяжных.

Очередь Гоутли. Он спокойно задает Фредерике несколько нейтральных вопросов, а потом знакомит суд с письменными показаниями Билла Поттера и Дэниела Ортона о том, что после побега Фредерики Найджел Ривер вел себя с ними агрессивно.

Аунс вызывает свою первую свидетельницу, мисс Оливию Ривер. Спрашивает, верно ли, что она незамужняя сестра Найджела Ривера и проживает в родовом поместье Брэн-Хаус. Потом переходит к сути.

Аунс: Вы удивились, когда узнали, что ваш брат женится на Фредерике Поттер?

О. Ривер: К тому времени уже нет. Она часто к нам приезжала, гостила. Они оба были влюблены, это было видно. Я так радовалась за Найджела, он прямо светился в те дни.

Аунс: А Фредерика? Она светилась?

О. Ривер: Не знаю… Ей непросто было привыкать к нашей жизни, у нее другое прошлое, другие корни.

Аунс: Может, она поначалу просто робела? Новые люди, новый уклад, жизнь в поместье?

О. Ривер: О нет! Скорее, она всех нас немного презирала. Мы для нее были глуповаты, скучноваты… Оживала, только когда Найджел приходил, а с остальными не особенно общалась.

Аунс: Может, ей не хватало прежних друзей?

О. Ривер: Не сказала бы. К ней постоянно кто-то приезжал. Постоянно. В основном мужчины из Лондона. Мы их, конечно, хорошо принимали, так у нас заведено.

Аунс: Кто-то мешал ей приглашать их или еще как-то с ними общаться?

О. Ривер: Нет-нет, мы всегда всем рады. Но они, наверно, считали нас немного отсталыми – такими занудами в твидовых костюмах. (Смеется.)

Аунс: А когда родился Лео, ваш племянник, Фредерика немного успокоилась?

О. Ривер: Наоборот. Все время хандрила, была чем-то недовольна. Мы пытались ее как-то отвлечь, развеселить, но без толку. Полюбила сидеть одна в своей комнате…

Аунс: У нее была депрессия?

О. Ривер: Да, наверно, можно и так сказать. Хорошо, что нас много, было кому помочь с ребенком.

Аунс: Но ребенка она любила?

О. Ривер: Да, думаю, любила. Но знаете, бывают матери, для которых ребенок, забота о нем – это что-то естественное, чему не нужно учить. Она не такая. Она даже держала его как-то неловко,