Шрифт:
Закладка:
– Я такой же еврей, как ты, – повторил Тенгиз.
– Это не принципиально, – все еще сохраняя несвойственное израильтянам спокойствие, формалиоз и официоз, проговорил прекрасно вышколенный Юваль. – Всего лишь стандартная проверка. Жаль времени. Идите за мной.
– Это очень принципиально, хабиби, – теряя спокойствие, формалиоз и официоз, повысил голос Тенгиз и, потрясая перед носом Юваля конвертом с документами, очень, очень быстро заговорил, так, как будто всю жизнь ждал, чтобы высказаться. – Я учил иврит в Грузии, когда это преследовалось службами безопасности Советского Союза. Мой дом – за зеленой чертой. Я пятнадцать лет отслужил в службе запаса под Ливаном. Показать тебе это удостоверение тоже? Что еще тебе показать? У вас в Бен-Гурионе есть отдел израильского раввината? Давай пройдем туда. Как думаешь, я успею пройти гиюр до конца регистрации? К сожалению, мне не у кого просить, чтобы вам по факсу прислали фотографии могилы моей прабабушки по материнской линии. Она похоронена на еврейском кладбище, несмотря на то что ее дочери пришлось отказываться от своей национальности и сжигать документы по причине коммунистической революции и по многим другим причинам…
Тенгиз слишком долго пробыл взаперти. Когда он гневался, он бывал страшным. Если бы он сейчас выхватил пистолет из кобуры этого офицера и выстрелил бы в него, я бы не удивилась. Наверное, главный психолог всех психологов ошибся. Наверное, кого-то другого следовало послать мне в проводники. Все ошибались. Все постоянно ошибались.
Хоть и были чудесными, хорошими, замечательными людьми, всем желающими добра.
Подтянутый Юваль смотрел на Тенгиза с патерналистским снисхождением, как смотрят на сбежавшего из Деревни ученика, которого, несмотря ни на что, милостиво треплешь по головке.
А это было совершенно невыносимо. Это было унизительно. Как он смел так смотреть на человека, который ему в отцы годился? На моего мадриха!
А еще он взял Тенгиза за плечо. Положил руку, разрешения не спросив, как на полку, на стол или на шкаф. Как на арестанта.
– Отпусти его, – прошипела я сквозь зубы, чувствуя, как из моей груди вырывается нечто мне неподвластное – все гавроши, жанныдарки и оводы на свете, и закричала во всю глотку: – Отпусти его, бен-зона!
Тенгиз вздрогнул. Офицер тоже – и убрал руку. И Наама вздрогнула. И люди с чемоданами и с тележками снова замедлили бег и толкотню и принялись на нас глазеть.
– Девочка, все в порядке, – сказал Юваль, собравшись и ко мне прикасаться руками.
Я отпрянула.
– Все в порядке, это всего лишь стандартная проверка, не надо шуметь.
К нам приближались еще два блюстителя израильских границ – мужчина и женщина. Женщина была похожа на мужчину, мужчина – на ее командира или начальника.
– Девочка, – сказала женщина, – я представительница социальных служб государства Израиль. Этот человек причинил тебе зло? Не беспокойся, ты в безопасности. Отойди, пожалуйста, от этого человека.
И она попыталась пойти со мной на физический контакт, но я спряталась за спину Тенгиза.
– Чего вы от нас хотите? – кричала я. – Какое зло?! Это мой проводник!
– Проводник?
Чего только не наговоришь в порыве чувств – полную ерунду, чушь и бред.
Я выдернула из рук Тенгиза конверт с документами и, доставая один за другим, принялась швырять в лицо мужеподобной женщине:
– Вот, смотрите, это из дирекции образовательной программы “НОА”! Вот подпись главного ее директора, Иакова Вольфсона! Его все знают, даже в израильском парламенте! Вот разрешение от моих родителей! Вот его перевод, заверенный нотариусом! Вот мой табель из Деревни Сионистских Пионеров, подтверждающий, что я там учусь в статусе туристки уже целый год! Мне никто бомб не передавал! При мне нет оружия! Я сама собирала чемоданы! Что еще вам от меня надо? Отпустите нас…
Куда?
– Успокойся, Комильфо, пожалуйста.
Кто бы говорил!
– Куда вы летите?
– Какая разница, вы все равно не знаете, где находится Одесса.
– В России она находится, девочка, – с тем же уважительным снисхождением заявила представительница социальных служб.
– Да, именно в России. В самом центре России! Возле Москвы. По ней ходят медведи с балалайками и пьют водку! Я из-за вас опоздаю на представление медведей!
– Пойдем, Комильфо, – сказал Тенгиз, кажется наконец себя испугавшись. Или меня. – Здесь все свои. Они нам зла не желают. Я не знаю, что на меня нашло, я слишком давно не вылетал из этой страны. Идемте. Куда нам идти?
Нас окружили со всех сторон и под надзором провели в какой-то кабинет, который находился неизвестно где. Блондинистая Наама сама погрузила наши чемоданы на тележку и повезла за нами следом. Мужчины ей не помогали. Мне было так стыдно, так мучительно позорно, как если бы… Впрочем, не думаю, что следует туда скатываться по стопам коллективной памяти.
В кабинете наши бумажки долго читали и рассматривали разные люди, уже знакомые и новые, которых позвали. Чемоданы положили на специальную лавку, открыли и принялись аккуратно потрошить, обыскивать, простукивать и проводить по вещам пыточными орудиями, которые изредка издавали писк.
Потом звонили несчастному Антону Заславскому, которому спать в этой жизни не было суждено. Далее в этот кабинет перезвонил сам Иаков Вольфсон, главный директор программы “НОА”.
Сперва с ним долго говорил некий очень важный офицерский начальник с погонами, которого, судя по всему, объяснения нашего директора не полностью удовлетворяли, но потом они разговорились, и тут выяснилось, что дочь этого начальника служила в армии с племянником Иакова Вольфсона, в одном подразделении на одной и той же базе; и мало того, но эти двое еще и встречались когда-то. Но и этого было мало, потому что оказалось, что начальник был на свадьбе сына Иакова Вольфсона, потому что жена начальника приходилась двоюродной сестрой маме невесты, так что начальник и Иаков Вольфсон оказались практически родственниками. А еще обнаружилось, что Иаков Вольфсон и этот начальник случайно успели поговорить перед хупой, когда был фуршет, года три назад.
– А-а-а! – вдруг хлопнул себя по лбу безопасный начальник. – Точно! Ты тогда мне рассказывал об идее какого-то безумного проекта, и я еще тебе говорил, что… Да?! Да ты что! Серьезно? Кто же согласился? Это который из них? Из комитета по среднему образованию или по делам абсорбции? Да ну! Ты знаешь, мы с ним недавно встречались на шиве у Глузманов. Он плохо выглядит… Да, так говорят. Поздравляю тебя. Да, да, конечно, никаких
