Шрифт:
Закладка:
Наверное, потому что кто-то умеет слова поймать, а кто-то – нет. И они провисают, а потом бухаются камнями на землю.
– Фриденсрайх фон Таузендвассер, – я сказала.
Мама, естественно, ничего не разобрала.
Но даже будь она в более уравновешенном состоянии, она бы ничего не поняла – потому что я ей никогда ничего не рассказывала. Только письма иногда писала. Да и те – не лично ей. Так кто же виноват в том, что мы друг друга не понимали? Больше никто.
– Я не расслышала. Ты что-то бормочешь себе под нос, как обычно. Что ты сказала?
– Ничего особенного, – ответила я маме. – Я буду с тобой.
– Зоя, что за ерунду ты несешь? Возьми себя в руки и не разваливайся на куски, раз уж ты решила приехать. Куда только смотрят твои воспитатели? Я им… Я этому твоему Тенгизу… Это ошибка… Это неправильно!.. Лучше потом… Ты же даже чемоданы самостоятельно не можешь собрать…
– Я буду с тобой, мама.
Повесила трубку, вышла из кабинета и пошла собирать чемоданы.
– Доброй ночи, я Юваль, офицер службы безопасности аэропорта Бен-Гурион.
Это сказал подошедший к служебной стойке подтянутый смуглый молодой человек тоже в белой рубашке и с синим ремешком на груди, но в пиджаке, с рацией на поясе и с пистолетом в кобуре на попе. В его черных волосах блестели стекла поднятых темных очков, несмотря на то что на часах было десять вечера.
– Все в порядке, я всего лишь задам вам несколько вопросов с целью вашей же безопасности.
Он очень конфиденциально нагнулся к уху кудрявой блондинки, и они о чем-то очень конфиденциально зашептались.
– Кто собирал эти чемоданы? – спросил офицер службы безопасности Юваль.
– Мы сами их собирали, – сказал Тенгиз.
– Сами – вместе или сами – каждый по отдельности?
– Каждый по отдельности, – сказал Тензиз.
Офицер Юваль посмотрел на меня, потом на чемоданы, потом на Тенгиза:
– Кем вы друг другу приходитесь?
– Я ее мадрих, она моя ханиха, – повторил Тенгиз. – Я работаю воспитателем в интернате, в котором эта девушка живет и учится.
– С какой целью вы летите в Одессу?
– Я сопровождаю ее домой.
Юваль пролистал наши загранпаспорта:
– Ты не гражданка Израиля, Зоя Прокофеева, и не совершеннолетняя.
– Прокофьева.
– Почему же она учится и живет в Израиле? Как такое может быть?
– Вот ее туристическая виза. – Тенгиз показал офицеру Ювалю бумажку из министерства внутренних дел. – Она ученица программы “НОА”.
– Какой программы?
– “НОА”.
– Что это за программа? Впервые слышу.
– “Ноар осе алия”. Новая образовательная программа. Мы привозим еврейскую молодежь из стран СНГ с целью…
Тенгиз достал из конверта бумажки из штаба программы “НОА”, но офицер службы безопасности на них даже не взглянул.
– Покажите ваши билеты.
Мы показали.
– У вашей девочки нет обратного билета с датой возвращения.
Все это было вопиющей наглостью. Я не сдержалась.
– Я не девочка. Мне шестнадцать лет. И я не его девочка, он же вам объяснил, я здесь в туристическом статусе…
– Комильфо…
– Покажите, пожалуйста, ваше удостоверение личности, господин…
– Адам, – подсказала Наама Арази.
– Вы же держите в руках мой загранпаспорт, – сказал Тенгиз.
– Прошу вас, делайте так, как я говорю, и мы сэкономим время. Вы же не хотите опоздать на самолет.
Тенгиз едва заметно нахмурился, но от меня не ускользнуло. Достал из кошелька помятую синюю корочку – свою “теудат зеут”.
Юваль в нее посмотрел.
– Я еще раз вас спрашиваю, – офицер службы безопасности тоже нахмурился, только заметно, – кто собирал эти чемоданы?
– Каждый собирал свой чемодан сам, – отчетливо проговорил Тенгиз.
Молодой человек снова посмотрел в удостоверение личности, а потом снова на Тенгиза.
– Вы не еврей, – сказал он.
Тек отсчет Омера – пятьдесят дней от Песаха. Скоро будет Праздник седмиц – последний в году.
Тенгиз зашел в комнату, когда чемоданы уже были запакованы, а Алена и Натан пошли ужинать.
– Ты все взяла?
– Да.
– Ничего не забыла?
– Вроде нет.
Тенгиз, не спросив разрешения, открыл мой шкаф и вытащил ящик, где прежде лежали трусы.
– Почему ты это не взяла?
Он держал в руках тетрадь в кожаном переплете, которую сам мне подарил.
– Здесь должно быть Асседо, – сказал Тенгиз.
Я не стала его разубеждать, хоть и знала, что чистым листам больше никогда не суждено заполниться.
– Открой чемодан.
Я пожала одним плечом, как делали Фридочкины дети и все дети, которые родились в Израиле, так проявляя сопротивление родительской воле.
Он сам открыл чемодан, положил туда тетрадь и снова защелкнул замки.
– Я больше ничего тебе не подарю, если ты так будешь относиться к моим подаркам. Это некрасиво.
Кто же спорил. Но на самом деле я эту тетрадку там оставила, чтобы вернуться и однажды ее забрать. Надо же что-нибудь после себя оставлять в том месте, куда не знаешь когда вернешься и вернешься ли вообще, как монету в фонтане. Теперь в этом месте больше ничего не осталось от меня. Или от него.
Офицер службы безопасности смотрел в удостоверение личности человека, которого его отец, отпрыск некой бессарабской династии местечковых раввинов и шойхетов, в Советском Союзе назвал Адамом.
– Вы не еврей, – сказал молодой смуглый офицер Тенгизу.
То есть он, разумеется, сказал “ты”, ведь в иврите нет обращения во множественном числе, но сказано это было все еще с уважением.
Да, у моего мадриха была восточная внешность. При определенном ракурсе в нем можно было распознать сарацина, бербера, мамлюка или мусульманского террориста на исходе тридцати дней Рамадана; грузина, азербайджанца, армянина, молдаванина, гагауза, турка, цыгана. Как и во всех нас, если включить воображение. У представителей служб израильской безопасности воображение было профессиональным, как у директоров кастинга.
Отсчет Омера еще тек, еще не прошли пятьдесят дней от Песаха; Шавуот, Пятидесятница, Праздник седмиц, еще не начался. По традиции Тенгиз не брился сорок семь дней. Тенгиз не носил ермолку, а борода у него была. Он в бога не верил, он просто соблюдал некоторые традиции, потому что так повелось.
– Берите, пожалуйста, ваши чемоданы и следуйте, пожалуйста, за мной.
Но Тенгиз с места не сдвинулся.
– Я еврей, хабиби, – сказал Тенгиз.
– Слиха, но я вам не “хабиби”, – строго сказал офицер. – Я на время оставляю ваше удостоверение личности у себя. Все в порядке, не беспокойтесь: обыденная проверка. Вы успеете на рейс, регистрация только началась. Идемте.
– Пойдем, – сказала я Тенгизу и даже потянула его за футболку.
Но Тенгиз вдруг заартачился, как будто ему тоже