Двадцатиоднолетний Хэмлин Гарланд присоединился к своей семье в 1881 году. Он перебрался за пределы "долины реки Джим", где поселились его отец и дед, и застолбил право на выкуп, которое давало заявителю первоочередное право на покупку не обследованных общественных владений. Он, как и большинство поселенцев на территории, ставшей Южной Дакотой, остался к востоку от 100-го меридиана. Резервация Великих Сиу препятствовала продвижению дальше на запад. Тем не менее фермеры переселялись в суровую и неумолимую среду на засушливых равнинах с короткой травой, расположенных к востоку от линии, где выпадает 20 дюймов осадков. Он был частью "исхода, давки". Казалось, что все, кто мог продаться, уехали или собирались уехать на запад. "Норвежцы, шведы, датчане, шотландцы, англичане и русские - все смешались в этом потоке искателей земли, несущемся к закатной равнине, где добрый дядя Сэм выделил долину с жирной почвой для обогащения каждого человека". Такое воодушевление, такая надежда не могли не увлечь такого возбудимого юношу, как я".57

Гарланд, как и многие другие искатели земли, включая школьных учительниц, которые подали заявки на выкуп рядом с ним, планировал продать свои участки с выгодой для себя. Он пометил свой участок "тремя досками, установленными вместе в треноге, и использовал их как памятник, знак заселения". Таким образом, "жук, стоящий на стреме", защищал свой участок от следующего желающего".58

Семья Харрисов также переехала из Айовы в Дакоту в начале 1880-х годов. Они сдали в аренду свою ферму в округе Делавэр, штат Айова, и присоединились к дакотским бумерам по традиционным американским причинам. Сын, Фрэнк, женился и обзавелся растущей семьей. Им нужна была дополнительная земля для него и его детей. Джеймстаун, территория Дакота, куда они отправились на поиски земли, вырос с 200 человек до 2 000, большинство из которых были искателями земли, заполнившими не только гостиницы, но и хижины и старые конюшни. Каждую ночь мужчины спали на полу железнодорожного депо.59

Харрисы описали ту же этническую смесь в миграции, что и Гарланд, но они также описали, как мигранты самосегрегировались. Элизабет Харрис написала своей сестре Джулии, что они поселятся "в восемнадцати милях к юго-западу от Гранд-Рапидс в округе Дики... В поселении будут в основном американцы, шведы и немцы уедут в Бисмарк и Глендайв". В этой части штата, по ее словам, "никогда не жил никто, кроме дикарей и диких зверей..." Харрисы жили в совмещенной землянке и лачуге размером четырнадцать на восемнадцать футов и почувствовали облегчение, когда завели кошку, чтобы истребить полевых мышей, вторгшихся в их однокомнатный дом. Семья претендовала на 480 акров земли вместе с этой комнатой и надеялась на большее.60

Энтузиазм Дика Гарланда и Харрисов был вполне оправдан, поскольку в период с 1878 по 1885 год поселенцы наслаждались чередой необычайно влажных лет. Долина Ред-Ривер процветала, а поселения простирались вдоль линии Северной Тихоокеанской железной дороги за 100-й меридиан до Бисмарка. В 1880-х годах поселенцы на территории Дакоты в целом получили 41 321 472 акра земли - площадь, равная Айове. Пик заявок пришелся на 1884 год, когда поселенцы потребовали 11 082 818 акров. Дакота была, как заявляли ее сторонники, "единственным оставшимся райским уголком в западном мире", и райская земля давала обильный урожай пшеницы. Поселенцы сообщали, что за пять лет их усадьба превращалась в поместье стоимостью 10 000 долларов. По железной дороге вагонами привозили плуги, сеялки, бороны и самосбрасыватели; фермеры уверенно влезали в долги, чтобы купить их и расширить свои площади. Они пополняли свои фермы домашним скотом. Округ Фолк, как и округ Дики, быстро рос, увеличившись с 4 до 3 120 человек (на 700 человек больше, чем в 2010 году) в период с 1880 по 1885 год. Пока шли дожди, казалось, что все возможно.61

В ретроспективе Хэмлин Гарланд оценивает заселение Дакоты как медленно развивающуюся трагедию, хотя и зародившуюся в надежде. Он подчеркивал красоту весны, во время которой зародилась надежда, затем "вспышку горизонтального жара", пришедшую с летом, увядающие сады, женщин, жалующихся на одиночество и отсутствие тени. И, наконец, "Зима! Ни один человек не знает, что такое зима, пока не переживет ее в лачуге из сосновых досок на равнине Дакоты, где топливом служат только кости бизонов". Зима на Великих равнинах принесла метели, ветры со скоростью 70 миль в час, которые закручивали снег в снежные завесы, а температура падала до 40 градусов. Гарланд писал, что это "навсегда охладило мой энтузиазм к первопроходцам на равнине", но не умерило энтузиазма его отца и таких же, как он, людей. Их надежды, если не всегда надежды их жен, возрождались с каждой весной.62

В 1880-х годах Элизабет Харрис не теряла надежды. Она понимала, что ее собственная и окружающие семьи пришли на смену индейцам - "дикарям", - но ей пришлось успокаивать родственников, которые, по американским представлениям, считали, что коренные жители, которых Соединенные Штаты убивали и лишали собственности, угрожали безопасности американских семей, в то время как все было совсем наоборот. Успокаивая их, Харрис указала на фундаментальное различие между индейцами и белыми мигрантами. Белые могли передвигаться легко и свободно, а индейцы - нет. Чтобы покинуть резервацию, им требовались разрешения и пропуска. А выезд за пределы резервации даже с пропусками открывал им путь к смертельным нападениям со стороны белых. 63

В резервациях условия часто были смертельно опасными. От 15 до 25 процентов пиеганов умерли от голода в своей резервации в Монтане зимой 1882 и 1883 годов. Этого почти не замечали. Индейцы видели то, чего не замечали белые. Они знали, что западные границы могут быть твердыми для индейцев и пористыми для белых. Резервации и Индейские территории должны были стать убежищем для индейцев, остатком их земли, не подлежащим проникновению белых, но они подвергались постоянному давлению со стороны белых, которые хотели открыть их для заселения белыми, или чтобы их ресурсы - от травы до полезных ископаемых - были доступны для использования белыми. Индейцы, напротив, были ограничены в передвижении.64

В 1879 году президент Резерфорд Хейс сопровождал генерала Уильяма Т. Шермана в западный Канзас. Они выступили с речами в Ларнеде, штат Канзас, где Шерман заметил, что рад уходу индейцев, и добавил: "Мне все равно, куда они уйдут". Толпа рассмеялась. В начале десятилетия Канзас в значительной степени очистился от индейцев, но за год до этого они ненадолго вернулись.65

Как и их родственники южные шайены, северные шайены Монтаны были раскулачены