Мой самоконтроль ослабевает, и я позволяю себе на мгновение сломаться – откинуть голову назад, закатить глаза и застонать от ощущения ее идеальной вагины, обхватывающей меня.

Гребаная нирвана.

Опустив голову, я очерчиваю губами изгиб ее трепещущей шеи, а затем, словно одержимый, прикусываю кожу прямо над ее пульсом. Вкус ее страха намного приятнее, чем я мог нафантазировать.

Она резко хватает воздух, и я скольжу ртом к ее уху, завороженный тем, как она дрожит подо мной.

– Я прогоню твоих демонов, Аделин, и они разбегутся и спрячутся, потому что я намного страшнее их.

Я глубоко вонзаюсь в нее, чтобы подчеркнуть свои слова, и получаю резкий вздох в ответ. Ее рука шлепает по моему бедру и скользит дальше, пока ее ногти не впиваются в мою задницу.

– Зейд, – шепчет она, выгибая спину и вжимаясь в меня.

Сдерживая очередной стон, я приподнимаю ее ногу и просовываю руку под ее колено, начиная двигаться короткими и сильными толчками, попадая именно в ту сладкую точку внутри нее, которая и заставляет ее киску плакать. Глаза Адди закатываются, слабые со сна стоны заполняют комнату и проникают в мою грудь, заставляя меня трахать ее еще жестче и быстрее.

Поднимаю ее ногу выше, подношу руку к ее горлу и крепко сжимаю, и она стонет с новой силой. Я стискиваю зубы, меня охватывает шквал эмоций. Ярость. Любовь. Необходимость. Одержимость.

По мере того как они разрастаются и становятся ярче, моя рука взбирается вверх по ее шее и опускается на подбородок.

– Смотри на меня, пока я разрушаю тебя, Аделин.

Крепко сжав пальцы, я рывком приближаю ее лицо к своему, заставляя ее огромные карамельные глаза смотреть в мои.

– Ты всегда будешь моей, – рычу я. – Даже в твоих гребаных кошмарах.

С ее губ срывается вскрик, но она не отстраняется. Нет, она с готовностью отвечает на каждый мой толчок.

По моему позвоночнику пробегают волны наслаждения, собираясь у его основания и почти ослепляя меня экстазом.

– О боже, Зейд, пожалуйста, – задыхаясь, просит она.

Отпустив ее челюсть, я скольжу рукой вниз по ее животу – к намокшей киске, кончиками пальцев дразня ее клитор.

– Ты такая красивая, маленькая мышка, – шепчу я. – Но я хочу услышать, как ты станешь молить меня о пощаде.

Я выхожу из нее, и мой член яростно протестует; мне почти больно отстраняться от нее, чтобы пошарить в тумбочке.

– Что ты делаешь? – стонет она, и я знаю, что ее киска отчаянно сжимается сейчас, ища меня.

Подцепив то, что мне нужно, я снова заключаю ее в свои объятия. Ее подбородок упирается мне в плечо, она пытается понять, что я задумал. В лунном свете она выглядит чертовски божественно, и это почти отвлекает меня от цели.

Я открываю смазку и покрываю ею свой член, стискивая зубы, пока распределяю ее по всей длине. Все еще не оправившись от потери ее киски, я, словно несдержанный дикарь, непроизвольно содрогаюсь в собственной руке.

Я всегда говорил ей, что не могу себя контролировать.

– Зейд, – протягивает она, и в ее голосе звучит тревога.

Прежде чем бросить флакон за плечо, я выдавливаю щедрую порцию смазки на свои пальцы и провожу ими по щели ее задницы. Она резко вдыхает, поскольку я покрываю гелем ее зад, и скулит, когда я погружаю внутрь палец, а потом еще один, растягивая ее и подготавливая к тому, что произойдет дальше. Она дрожит и то ли от неожиданности, то ли от страха не способна ни на что другое, кроме как затаить дыхание.

Я не спеша разрабатываю ее попку, покусывая за плечи, оставляю засосы, вырывая из ее горла слабые стоны. Когда я отстраняюсь, она уже задыхается, а ее мышцы расслабляются. Я просовываю руку под ее бедро и снова приподнимаю его.

– Подожди, – задыхается она. – Ты слишком большой. Я не уверена, что справлюсь.

– Твое тело создано, черт побери, для меня. Так что ты будешь хорошей девочкой и, мать твою, как-нибудь справишься.

Я прямо чувствую, как страх разливается по ее кровеносной системе, а ее киска чертовски намокает. Она нервничает, но держит эти маленькие белые зубки сомкнутыми.

Умная девочка.

– Ты мне не доверяешь? – спрашиваю я, развлекаясь тем, что в глазах, устремленных на меня, сверкают острые ножи.

– Я доверяю тебе свою жизнь. Но доверяю ли я тебе в том, что ты не порвешь меня? Абсолютно нет.

Я ухмыляюсь, обнажая зубы в дикой улыбке.

– Ты ведь получаешь удовольствие от боли, причиняемой мной, не так ли, Адди?

Прежде чем она успевает запротестовать, я приставляю головку члена к ее тугому входу и осторожно проталкиваю ее внутрь. Ее глаза распахиваются, в них вспыхивает боль, и я медленно начинаю растягивать ее. Мои пальцы тут же начинают работать над ее клитором, компенсируя муку удовольствием.

– Зейд, – шепчет она, внутри нее разгорается самая настоящая война.

Ее ногти снова впиваются в мое бедро, пока я не спеша раздвигаю тугое кольцо ее попки, погружаясь внутрь.

Застонав, я кусаю ее за плечо, почти вибрируя от желания пустить ей кровь и трахать ее задницу до тех пор, пока она не зарыдает.

Но я воздерживаюсь и от того, и от другого. Как бы я ни любил причинять ей боль, у меня нет желания делать это, пока она не испытает наслаждения.

Я планомерно вгоняю себя в нее, пока не оказываюсь в ней полностью.

– Черт, детка, ты так охренительно сжимаешь его, – хвалю я. – Вот так, хорошая девочка, давай, откройся для меня еще немного.

Она судорожно сжимает простыни, и, словно цветок, распускающийся под лучами солнца, ее тело расслабляется, принимая меня в себя так, словно это единственное, что дарует ей жизнь.

Мы оба дрожим, находясь на грани срыва от того, насколько плотно мы прижаты друг к другу. Я даю ей тридцать секунд – совсем небольшой отрезок времени, чтобы привыкнуть. Но больше сдерживаться не могу.

В тот момент, когда я добираюсь до этой цифры в своей голове, я делаю глубокий вдох и выхожу из нее до самого конца, а затем погружаюсь в нее снова. Она вскрикивает, издавая сексуальный всхлип, который заставляет все мое тело напрячься, и я начинаю теребить ее клитор сильнее.

– Мне принадлежит каждая частичка тебя, Аделин. И я заставлю тебя ощущать меня еще в течение долгих дней, после того как закончу с тобой.

Я беру уверенный темп. Ее тело словно мягкая глина под моими настойчивыми руками, и