— А торговцев никто не грабит? У степняков с законностью туговато.

— Если кто-то грабит, торговцы в тех местах больше не показываются, степняки в таком не заинтересованы.

— Понял. Но ружья стоят денег, верно?

— И патроны. А так же и табак, сахар, водка, сёдла. Из-за этого степняки заинтересованы в деньгах. А что они тут продадут?

— Шкуры ценных пород?

— Их тоже. А ещё мясо. Откармливают стада и гонят их перевалами на север, к русским закупщикам.

— Логично.

— Но наши их на деньгах нагревают. И все это понимают, только называют умным словом — монополия. У фермеров в империи мясо стоит на сорок процентов дороже, а тут отменное качество, крупный опт и дешевле.

— А в других направлениях продавать?

— Английские торговцы зарабатывают состояния, но сами закупают только компактный товар — шкуры, золото, макры. Мясо не продашь.

— А Китай, значит, далеко, — констатировал я.

— Говорю же, монополия!

— А англичане рубли берут?

— Берут, ещё и как. И китайские деньги, персидские, турецкие. По грабительскому, надо сказать, курсу. Предпочитают фунты.

— Куда девают?

— Насколько я понял, потом сбывают рубли в Кустовом, а вот куда другие валюты идут, хрен его знает.

— Ладно, я понял. Значит, строителей тут нет.

— Если так невмоготу, то я могу построить.

— Ты же шулер. Без обид.

— Так это до каторги. А на каторге, если ты ничего не умеешь делать необычного, то тебя задействуют на самом тяжёлом изматывающем труде, который за пять лет превращает тебя в старика.

— А пойти в жиганы и прочий преступный люд?

— Там было не вариант. По одной срамной причине. Короче, меня один дед надоумил, что надо научиться руками работать. В принципе, я потом и в отряде занимался стройкой. Я могу кирпич класть, если он у меня будет. Могу копать, штукатурю паскудно, выйдет криво.

— Мы не Версаль строим, а просто избу.

— По брёвнам я не умею, глазомер не тот.

— Пойдёт и кирпич, тем более, что дерево в Степи очень дорогое. Просто коробка, шесть на шесть.

— Мне мотивация нужна. Я тут просто выживаю, зачем мне напрягаться?

— Это я уважаю, будет тебе мотивация. Чего хочешь? Денег?

— Потратить их тут тоже особо негде, степняки живут обменом, да и минимальный набор для выживания я уже выменял, выиграл, выпросил.

— Ну… и? Чего я из тебя клещами всё тяну?- раздражённо рявкнул я.

— Я хочу ружьё. Точнее, карабин, как был во времена работы на Вьюрковского, автоматический.

— Такой же только у офицеров был? — выгнул бровь я.

— Блин, ну я же…

— Будет тебе карабин, восьмизарядник. Что ещё? Пистолет?

— Ну… Было бы неплохо.

— Ты не стесняйся, проси.

Я достал блокнот.

— Карабин армейский, патронов сотня.

Олег ошеломлённо сглотнул. Каждый патрон стоил четыре с половиной рубля, то есть я так легко накинул почти пятьсот рублей к тому, что сам по себе карабин стоит больше двухсот при условии, что я способен купить его легально (чего он не знал), а нелегально он запросто стоит все восемьсот.

— Пистолет типа револьвер, что-то простое, к нему полтину патронов. Нож?

— Нож у меня есть.

— По одежде?

— Ну…

Олег выглядел как степняк, потому что поверх своей потасканной и давно не стиранной формы давно оделся во всё степняцкое.

— Будет тебе форма зимняя и лентяя. Ремень, портупея, пожалуй, что и казацкая сабля, сапоги армейские.

— Мне бы печку, посуду, три колоды карт и фотоаппарат.

— Фото…. А зачем тебе фотоаппарат?

— Я пробовал рисовать, пальцы стали грубые от такой жизни. Красоты есть, степняков буду фоткать, а рисовать не получается.

— Ты всё одно тренируйся, не всегда есть возможность незаметно сфотографировать. А карты не дам.

— Ну, барин…

— Не «баринкай» мне! Олег, ты ж тут устроишь казино Монте-Карло, пустишь мне по миру степняков, а мне это не надо. Я как-раз против тлетворного влияния, так что давай без этого.

— Я заманался в кости и нарды играть.

— А ты не играй в них.

— Так скучно!

— Рисуй, дом строй, язык учи. Ты пойми, всё в жизни просто. Например, здесь и сейчас, рядом с тобой — я.

— Ну?

— Если в моменте окажется, что ты знаешь язык местных, а не ждёшь, когда они с тобой по-русски начнут говорить, а потом в моментах между собой обсуждать что-то на своём.

— Это они постоянно.

— Во-во. И что навыки у тебя нормальные. Я не посмотрю, что ты беглый каторжник, а протолкну тебя в министры, будешь тут имперские интересы блюсти. А может, ты дальше приготовления кофе на костре не уйдёшь, тогда помрёшь бедным, так же, у костра, даже не поняв, какие перспективы мимо тебя со скоростью самолёта понеслись.

— Прямо-таки и министром?

— А ты до хера видишь кругом других кандидатов? Но так всегда не будет. Если жизнь забурлит, подвалят модные мальчики из столичных семейств с надменными слугами и останется, Олег, что делать?

— Что?

— Будешь сторожем, дом на стойбище охранять и спиваться понемногу, крича пропитым голосом, что ты с самим графом кофе пил и на звёзды смотрел. Поэтому…. Никаких тебе карт — это в любом случае. Ну, а куда эволюционировать, это ты сам решай. Я тебя заставлять не буду.

— Эх, вот Тайлера поддерживаете, а ведь и пьёт он, и языка не знает, — обиженно нахмурился Олег.

— Я с Тайлером уже не один пуд соли вместе скушал, и на смерть он меня провожал, и с цыганами, да крестьянами дрался бок о бок. Так что ты мне на Тайлера не смотри. У тебя своя задница. Тьфу, прав гоблин, всё у нас через неё.

— Кто? Какой гоблин?

— Оговорился я. Всё, спасибо за кофе, завтра будет тебе кирпич, если не надорвусь. Аривидерчи.

* * *

Я был в пещере. День сегодня долгий, завтра тоже будет непростой. Так что без всякой паузы скинул с себя одежду, залез в озерцо с поблескивающими металлическими крупинками в песке и расслабленно замер, облегчённо предавшись короткому медитативному ощущению.

— Привет, приёмыш.

Мля, я от такой неожиданности резко нырнул (не хуже иного