уверенная в правоте своего дела, она просто шла, не сворачивая, по пути, который казался ей верным. Собственно говоря, с похорон Галины Старовойтовой и началось наше более или менее регулярное общение с Борисом Немцовым. Случилось всё следующим образом.

Я, будучи обозревателем журнала «Итоги», попал в пул, который пресс-служба Немцова пригласила для полета в Питер на похороны. В самолете, пользуясь случаем, я попросил Бориса Ефимовича дать мне интервью. Он сразу согласился, но предложил поговорить на обратном пути.

Сразу после вылета из Пулково Немцов меня подозвал, я к нему подсел, включил диктофон, мы начали разговаривать. Одновременно мы слегка выпивали и курили (это был частный самолет). Я, увлекшись беседой, не заметил, как в какой-то момент моя сигарета вывалилась из пепельницы и упала на пол. А еще через некоторое время снизу повалил довольно густой дым. Немцов тогда сказал: «Знаешь, это самолет Чубайса, поэтому мне более или менее по барабану, но тебя он, если ты спалишь его самолет, точно убьет. Поэтому я бы на твоем месте поискал сигарету». Помню, я тогда подумал: «Надо же, какой стойкий парень – сохраняет присутствие духа, находит в себе силы шутить в то время, когда его блестящая политическая карьера только что рухнула под откос». А это уже было совершенно очевидно: Ельцин сделал ставку на Примакова и в этой конфигурации для Бориса Ефимовича точно не было места. Всего чуть более чем за неделю до описываемых событий Госдума утвердила Евгения Примакова на посту премьер-министра России.

Надо сказать, что это было, как я уже писал, тяжелое решение для всех. Евгений Максимович навыдвигал кучу условий. Вице-премьером стал коммунист Юрий Масляков, а председателем Центробанка – «главный советский банкир» Виктор Геращенко, покинувший этот пост после «черного вторника» 1994 года.

Однако, как станет ясно позже, на курс правительства очевидная «левизна» Примакова практически никак не повлияла, и в этом несомненная заслуга Бориса Ельцина. Никакой национализации не случилось, денежный станок не заработал (на постоянной эмиссии настаивало левое большинство в Думе), цены в стране продолжали формироваться на основе рыночных принципов, а сбалансированность бюджета на 1999 год вынуждены были признать даже младореформаторы. Другими словами Евгений Примаков не совершал никаких резких движений, не выходил за рамки договоренностей с МВФ и Всемирным банком и почитал своей главной заботой удержание политической стабильности.

В книге «Президентский марафон» Ельцин об этом периоде напишет так: «Я ждал от правительства Примакова не решительных действий, а их отсутствия <…> Для меня главным оставалось то, что Примаков и его правительство будут держать политическую паузу (и тем самым помогут экономике выбраться из кризиса) и что руки у коммунистов связаны участием их людей в правительстве <…> Людям импонировали лозунги нового правительства: жить по средствам, производить и покупать отечественные товары. Правительство же помогало экономике тем, что, по сути, оставило ее в покое».

Именно в этот период страна узнала термин «импортозамещение». Девальвация рубля сыграла свою роль и дала мощный толчок к развитию целым секторам экономики. Резко подешевели товары местного производства, и произошло это к тому же на фоне роста мировых цен на энергоносители. Важным фактором улучшения экономического положения стал и постепенный рост платежеспособности населения, а произошло это потому, что начали выплачивать пенсии и зарплаты бюджетникам.

Итак, к весне 1999 года кризис в существенной степени был преодолен, но тем не менее такое положение дел не спасло правительство от отставки уже 12 мая. В книге «Президентский марафон» Борис Ельцин пишет: «Примаков обладал огромным политическим ресурсом, но его правление грозило полным откатом реформ. Полным крахом даже тех зачатков экономической свободы да и вообще демократических свобод, которые удалось выпестовать и сохранить за эти годы. Не говоря уж о свободе слова, сохранении нормальной политической конкуренции <…> При всей своей честности, порядочности, даже верности президенту Примаков категорически не мог быть премьером, который будет бороться за президентство в 2000 году. В этой роли России нужен был, по моей оценке, человек совсем другого склада ума, другого поколения, другой ментальности. Вольно или невольно Примаков в свой политический спектр собирал слишком много красного цвета…»

И вот тут я возьмусь смело утверждать: Борис Николаевич (и те, кто в действительности писал эту книгу) снова лукавит. Примакова уволили по другим основаниям, а Кремлю в тот момент было не до преемничества. Кремль пробовал устоять.

С начала 1999 года Примаков начал фактически шантажировать Кремль. Двадцать восьмого января он обнародовал свой план взаимодействия исполнительной и законодательной власти на ближайшие полтора года. Предложение Примакова заключалось в следующем. Кремль берет на себя обязательство не отправлять правительство в отставку до президентских выборов 2000 года, а Дума, в свою очередь, замораживает все инициативы по запуску процедуры импичмента. Более того, премьер-министр согласовал с левым большинством в нижней палате парламента поправки в Конституцию, которые лишали бы президента права отправлять правительство в отставку без согласия депутатов. Масштабная реформа госуправления, весьма напоминающая, если честно, госпереворот, наделяла парламент правом формировать правительство думского большинства. А поскольку в законодательных органах царили «левые», то по сути должен был произойти левый реванш. Но Кремль сработал на опережение. Примаков был уволен за три дня до даты голосования по ельцинскому импичменту.

Голосование было проведено 15 мая. Борису Ельцину предъявили пять обвинений. Ему инкриминировались: уничтожение СССР, кризис осени 1993 года, война в Чечне, геноцид русского народа и развал армии. И ни по одному из этих пунктов оппоненты Кремля не добились желаемого результата: двух третей голосов собрать не удалось.

А спустя еще несколько дней Дума покорно утвердила Сергея Степашина на посту главы кабинета. Вот что вспоминает об этих событиях сам Ельцин: «Очень многое зависело от того, какую кандидатуру премьер-министра внесет президент после голосования по импичменту. С этого момента, по сути, начинался старт президентской кампании 2000 года. Степашин или Путин? Министр внутренних дел и директор Федеральной службы безопасности. Оба начинали в Петербурге, оба работали с Собчаком. Оба – интеллигентные силовики. Люди нового поколения, молодые, энергичные, мыслящие. Но какая огромная разница в характерах! Степашин слишком мягок, немножко любит позировать, любит театральные жесты. Я не уверен в том, что он будет идти до конца, если потребуется, сможет проявить ту огромную волю, огромную решительность, которая нужна в политической борьбе. Без этих черт характера я президента России себе не представляю. У Путина, наоборот, воля и решительность есть… Но интуиция подсказывает: выводить Путина на ринг политической борьбы еще преждевременно. Он должен появиться позже.

Когда слишком мало времени для политического разгона – плохо. Когда слишком