Шрифт:
Закладка:
С 29 января мы стали называть нашу могилу «детской комнатой», поскольку в тот день нашли множество детских трупов. Стефан взял на себя руководство и начал с того, что окопал все захоронение дренажной траншеей. Это было необходимо: во‐первых, чтобы справиться с дождевыми стоками, а во‐вторых, чтобы освободить место для засыпки извлекаемой земли (могила к тому времени стала столь глубокой, что нам попросту не хватало сил выбрасывать почву наверх). Для нас наступила новая эра – Стефан ввел перерывы во время рабочего дня. Именно перерывы. Он сам первый вылезал в дренажную траншею, затем у земляной стены раздавал сигареты рабочим, а после закуривал сам.
Поначалу я не хотела делать перерыв и продолжала работать.
– Клиа, тебе нужен перерыв. Найди минутку, сделай шаг назад, – неизменно повторял Стефан.
– Слушай, ну тебе проще. Вот ты куришь, и кажется, что чем-то занят, а я не курю и поэтому не могу просто стоять и бездельничать. Слишком много еще надо сделать, – столь же неизменно отвечала я.
– Может, и тебе стоит начать курить, – парировал он с усмешкой.
Стефан подшучивал надо мной, но вообще-то он был прав. Очень важно делать перерывы, особенно на этом этапе работы. Поясняю: мы достигли трупов, чьи кишки сохранились достаточно неплохо и источали жуткую вонь, стоило только пошевелить тело. То были испарения аммиака, и ими можно было надышаться до отравления. Трупный смрад проникал повсюду: он въелся в рабочие комбинезоны, нижнее белье, кожу и волосы. В обычной жизни я обходилась всего парой-тройкой бюстгальтеров: один – на мне, второй – в стирке, а третий – ну запасной или для тренировок. В Руанду я взяла три бюстгальтера, и их отчаянно не хватало. Один стал «могильным», его я хранила в плотно закрытом полиэтиленовом пакете, потому что даже после замачивания в отбеливателе он продолжал вонять. Второй я носила после работы, когда не было возможности нормально принять душ. Третий – «неприкосновенный» – я надевала только после горячего душа со скрабом и полной дезодорирующей очисткой. Вскоре я поняла, что этого явно недостаточно, и поклялась себе, что, если когда-нибудь поеду в подобную миссию, обязательно возьму с собой много, очень много бюстгальтеров. (Действительно в следующие миссии я брала с собой запас «рабочих» бюстгальтеров, а также бюстгальтеры-выходного-дня, бюстгальтеры-для-выхода-в-свет, бюстгальтеры-для-расслабления-в-одиночестве-в-своем-номере-когда-можно-чувствовать-себя-более-свободно и так далее).
Ну а после того как у меня дважды за месяц случилась менструация, я поняла, что буду работать усерднее: чем больше физического труда, тем легче я переносила месячные – хотя бы только потому, что у меня не оставалось времени и сил себя жалеть. Ни разу не универсальный совет, но мне действительно помогало. Так что я размахивала киркой, вгрызалась лопатой в захоронение, таскала груженные землей тачки – в общем, делала все, лишь бы не обращать внимания на спазмы внизу живота. Чуть позже моя потребность в физическом труде стала причиной некоторых проблем – когда моими коллегами по команде были мужчины, испытывавшие настоящую боль от вида женщины, размахивающей киркой. Некоторые бросали свою работу, чтобы прийти на мой участок и раскопать его, несмотря на протесты. Они не знали, что мне нужно держать свое тело именно в такой форме по очень конкретной физиологической причине. Как бы то ни было, я чувствую себя очень уверенной на своем рабочем месте: мой участок могилы – это мое дело, и я хочу сделать все как надо, начиная с удаления верхнего слоя почвы при помощи кирки и заканчивая выковыриванием палочками для суши грязи между фалангами пальцев трупа.
Всякий раз, когда из могилы поднимают на свет выкопанное лично мной тело, я чувствую некоторую радость. Этих людей кто-то захотел вычеркнуть из списка живых, их тела преступники попытались спрятать. Но я восстановила справедливость. Нравится мне и помогать уносить тело от места захоронения. Я видела и участвовала во всем, что происходило с останками этих умерших – от обнаружения до освобождения. Как антрополог с лабораторной подготовкой я получаю большое удовлетворение, анализируя останки в поисках биологической информации, поскольку эти данные становятся основанием для официальных отчетов о массовых захоронениях. Сколько мужчин, сколько женщин, сколько детей? Каков средний возраст? Как они умерли? Эта статистика важна, к примеру, для выявления преступлений против человечности. В последующих миссиях ООН, в которых я участвовала, я часто просила разрешить мне начать прямо с поля: самой выкапывать и вытаскивать тела из могил. Место захоронения необходимо исследовать, учитывая его контекстуальную связь с теми, кто там похоронен: знание этого контекста помогает лучше понять детали, которые открываются во время аутопсии в морге.
Глава 4
Человек с протезом ноги
Мы эксгумировали трупы, переносили их в церковь и отдавали в распоряжение патологоанатомам. Вскрытия проводили в палатке. Руководил патологоанатомами Боб Киршнер, директор международной судебно-медицинской программы «Врачей за права человека». Дин работал вместе с патологоанатомами – он определял возраст, пол и рост умерших. Однажды утром, прямо за завтраком, Билл вдруг заявил, что думает отправить в палатку для вскрытий меня, а Дина хочет послать работать в могиле. После этого Билл дважды спрашивал меня, справлюсь ли я с этой задачей:
– Я все никак не могу выбрать, понимаешь? Мне нужен кто-то, кто работает действительно быстро. Ну чтобы мог провести анализ за десять минут, ага?
Дин был единственным антропологом, которого Билл направил в палатку. Так что, наверное, Дин и вправду работал с приличной скоростью. Смогу ли я переплюнуть его? Посмотрим. В конце концов, если я что-то и умею, так это