не было. Так что Владимиро вырос с бабушкой и дедушкой, которые его очень любили, но, родившись в сороковых годах, все силы тратили на то, чтобы свести концы с концами, а не на воспитание ребенка. Поэтому Владимиро вырос в доме без водопровода и отопления, но в котором были дрова, и их требовалось нарубить, и куры, которых требовалось ощипать.

Когда начались занятия в школе, он, разочарованный тем, что не поспевает за одноклассниками, все больше и больше закрывался в себе. Подростком он уже ни с кем не разговаривал, только сам с собой или с животными, которых очень любил. Так он стал Владимиро Нелюдимым. Из-за одиночества и из-за того, что некому было помочь ему развиваться, вскоре он стал изгоем.

Шли годы, и черта, отделявшая здравый рассудок от безумия, становилась все тоньше, и наконец Владимиро Нелюдимый стал Владимиро Безумным, повсюду ходившим с тележкой из супермаркета. Поначалу он возил в ней только свою собачку, потом туда добавились пальто, бутылка воды и бутылка «Фанты» или другого напитка на выбор.

Ну а сейчас в тележке, помимо его верного спутника и вышеперечисленных вещей, можно было найти следующее: спрятанные под накидкой, там лежали старый ночной горшок, жестяная коробка, три-четыре потрепанные книги, удлинитель, настенные часы, пачка печенья, пачка сухого собачьего корма, шерстяная шляпа и давно уже не работающее радио.

Так Владимиро Безумный и бродил по деревне, не расставаясь со своей тележкой. Чаще всего его можно было увидеть на скамейке на площади, у бара и библиотеки. Вопреки тому, что можно было подумать, к алкоголю он не прикасался. Жил на маленькую пенсию по инвалидности и почти всю ее тратил на корм для своей собачки. В баре он брал бутылочку «Фанты» и растягивал ее на часы. Он никого не беспокоил, и никто не беспокоил его. Одним словом, он был частью обстановки Тильобьянко. Единственные, кто проявлял к нему интерес, были дети. Как оттого, что для них это все-таки что-то новенькое, так и потому, что у него была целая тележка неизвестно каких сокровищ, – а еще потому, что безумие им понять не сложно, учитывая, что они инстинктивно знают, что по-настоящему странно – не сойти с ума.

Тобиа и Андреа, к примеру, сделали бы что угодно, лишь бы узнать, что там, в тележке Владимиро. Да и сами они мечтали о такой тележке так сильно, как могут мечтать только шестилетние дети. Но в ответ на просьбу купить им такую же мама лишила их сладкого, и теперь они не осмеливались о ней упоминать. Однако этот запрет лишь добавил очарования личности Владимиро Безумного: он мог катать повсюду тележку со всякими диковинками, а они – нет. И единственное, что они могли сделать, – это провожать его жадными взглядами.

Поэтому они постоянно искали его, при этом так и не набравшись храбрости заговорить, но мучимые любопытством: что же хранится в этой вожделенной тележке?

Вирджиния, которая с высоты своих шестнадцати лет понимала ход их мыслей, придумала игру, современную и адаптированную версию «Плывет корабль, полный…». Она называлась «В тележке Владимиро хранится…», и играть в нее можно было сколь угодно долго, в любом месте и в любой момент. Стоило только одному из них произнести: «А поиграем во “В тележке Владимиро хранится”?» – и все тут же включались в игру. Тот, кто предлагал самый необычный вариант, выигрывал партию. Все четверо могли этим заниматься часами.

Сидя на облупившейся каменной ограде домика, тоже довольно ветхого, с прикрытыми ставнями, дети как раз вели ожесточенный спор, схлестнувшись в очередном раунде «В тележке Владимиро». Маргарита пока вела, сказав «сакойка», и заслужила три восхищенных взгляда, потому что про заколку никто из них даже не подумал. В этот момент их и нашла Агата:

– Вы не видели Дракулу? Черного кота Эльвиры?

– Я нет, – ответил Тобиа.

– Я нет, – одновременно с ним произнес Андреа.

– А я тя! – завопила Маргарита.

Агата просияла:

– И где же ты его видела?

– Я его витеа всея на уисе Эйвийы!

– Получается, до того, как он пропал… ну, все равно спасибо, Маргарита. – Девочка с сомнением взглянула на покосившийся домик. – Как думаете, старушка Пенелопа пустит меня поискать Дракулу?

Вирджиния с детьми повернулись к зданию, молча его разглядывая, и только через пару секунд девушка подала голос:

– Сколько уже она не выходит?

– Девять тысяч лет, – убежденно ответил Тобиа.

– Ну, я попробую, – пожала плечами Агата.

– Давайте тоже поищем Дракулу? – предложил Андреа.

– Конечно, – согласилась Вирджиния. – Вы все смотрите в оба, отправляемся в экспедицию!

Тобиа, довольный новой идеей поучаствовать в поисках, зашагал, напевая саундтрек из «Индианы Джонса»:

– Ту-тутуту-ту-туту… ту-туту-ту-ту-ту-ту…

Агата же осталась стоять в одиночестве у полузаброшенного дома, с осыпающейся оградой и садиком, уже заросшим сорняками. В двенадцать лет отчаяние все еще немного пугает, но не ее – Агата знала, что ничего страшного ей там не грозит, только печаль пожилой женщины. К тому же ей надо выполнить свою миссию, и ничто ее не остановит.

Тихонько постучав в дверь, она принялась ждать.

И ждала, пока дверь не приоткрылась ровно настолько, чтобы из нее могла выглянуть седая голова.

– Пенелопа, меня зовут Агата. Прошу прощения за беспокойство, я просто ищу кота Эльвиры. Разрешите посмотреть у вас в саду, пожалуйста? – тихо попросила Агата.

Пожилая женщина молча смотрела на нее долгие несколько секунд.

Потом грустно улыбнулась, молча кивнула и аккуратно закрыла дверь.

А у Агаты вдруг слезы подступили к глазам.

Участницы книжного клуба тем временем никак не могли прийти в себя. Осознание, что они находятся в нескольких шагах от своей любимицы, привело их в состояние крайнего возбуждения и бесполезной, а также и бестолковой гиперактивности.

Впопыхах вылетев из библиотеки, теперь они расположились в баре Аниты, с достоинством протиснувшись между пожилыми участниками турнира по игре в рубамаццо. За тоником и холодным персиковым у них родился план: на следующий день они пойдут на виллу «Эдера» и будут звонить в дверь, пока Присцилла Гринвуд им не откроет. Они устроятся в прекрасно обставленной гостиной, преподнесут ей в дар пирожные с кремом и миллефолье[15], чем полностью ее покорят. Потом они попросят ее принять участие в их книжном клубе в качестве почетного гостя, а когда она придет, то увидит разложенные по столу все-все ее книги. Это так ее тронет, что она поцелует их всех, произнося слова восхищения и благодарности. Возможно, даже расплачется от умиления.

Никаких препятствий они не видели. Одни только цветущие луга и поля.

Если бы Присцилла могла предположить, что замышляют шесть женщин в туфлях на среднем каблуке в крошечном деревенском баре, она бы точно узнала в нем тот самый