– Мы за тобой, – проговорил Филипп, в голосе его слышалось облегчение.

«Обычное здание, забитое рухлядью», – сказал себе Сережа, улыбнулся друзьям и шагнул в проем.

Внутри было сухо, пахло пылью, старыми вещами, как на чердаке в деревне у бабушки. Сережа сделал несколько шагов и увидел, что его мокрые ботинки оставляют следы на полу.

Тишина. Звуки улицы разом смолкли, будто кто-то повернул ручку и отключил их. Не было слышно ни голосов, ни автомобильных гудков, ни рева двигателей. Сережа точно бы оказался в музее, где нельзя шуметь и громко разговаривать.

– Пацаны, заходите тоже… – заговорил он, поворачиваясь к оставшимся на улице друзьям.

А когда обернулся и посмотрел на них, слова замерли на губах.

Никакого пролома, через который Сережа вошел в магазин, больше не было. На его месте появилось точно такое же стекло, как и в других оконных проемах. Выглядело оно столь же мутным, исхлестанным дождями, как и другие окна, ничем не отличаясь от них. Казалось, оно было тут всегда.

Но его не было еще минуту назад! А иначе как Сережа вошел бы?

Его друзья, к счастью, по-прежнему стояли на улице. Мальчик бросился к окну, закричал:

– Пацаны! Откуда оно взялось! Откуда стекло? Вы видели?

Он кричал, пока не понял: друзья не слышат! Они говорили только друг с другом, смотрели друг на друга, а его, кричащего, колотящего изнутри по стеклу, не замечали вовсе!

– Прикалываетесь? – что было сил завопил Сережа. – Не смешно! Придурки!

Только вот он понимал: ребята не шутят. Не расхохочутся и не скажут, что он купился, как лох, – они вправду ничего не слышат! Сережа, напротив, отлично их слышал, и то, о чем они говорили, было настолько ужасным, что он отказывался верить собственным ушам.

– Чего мы сюда пришли? – недоумевающе спросил Даня.

– Понятия не имею, – отозвался Филипп. – А Серега где?

– Так его с нами не было, – уверенно ответил Даня. – Он домой пошел, ему мать в комнате прибираться велела, помнишь, он говорил?

– Меня бабушка, наверное, ищет, маме уже позвонила и нажаловалась!

– Пошли отсюда, – сказал Даня и…

И они повернулись спиной к стеклу, за которым, как осенняя муха, бился, крича во все горло, их друг, и ушли прочь, ежась под усилившимся дождем.

Сережа смотрел им вслед, не понимая, что происходит, надеясь, что это сон или розыгрыш. Но, конечно, случившееся не было ни тем, ни другим. Зловещий магазин на перекрестке заманил Сережу в ловушку, сомневаться не приходилось.

Мальчик походил на рыбу в аквариуме: ему не выбраться, не попасть в большой мир. Можно разевать рот в беззвучном крике часами, все равно никто не услышит, не придет на помощь – люди скользят мимо стен прозрачной стеклянной клетки, не обращая внимания на глупую рыбу, не замечая ее.

Сережа устал кричать. Понял, что бессмысленно, и умолк. Сорванное горло болело, руки ныли. Стекло было прочным, но все же можно попытаться его разбить. Сережа взял стул и шарахнул им по стеклу, думая, что вот-вот брызнут осколки, надо бы защититься, чтобы не пораниться.

Никакого эффекта. Ни единой, самой крошечной трещинки.

Мальчик швырнул стул в стекло, и тот, ударившись, словно о стену, упал на пол. В отчаянии Сережа принялся бросать в окна все, что попадало под руку. Бегал по магазину, хватал и швырял, но все было бесполезно.

Он остановился, тяжело дыша, чувствуя, что сил почти не осталось. Слезы подступили к горлу, но Сережа знал: если начнет плакать, то уже не остановится, и тогда уж пиши пропало, никого выхода найти не сумеет.

«Позвонить родителям!» – пришло ему на ум, и Сережа вытащил из кармана сотовый, запоздало испугавшись, что тот мог разбиться, когда он бросил ранец в окно. Однако телефон был цел. Только это ничего не меняло, потому что сети не было, сделать вызов невозможно.

Еле передвигая ноги, мальчик подошел к витрине, посмотрел на медведя. Единственный глаз его, показалось Сереже, смотрел злорадно и насмешливо. Мол, я забыт, заперт, а теперь и ты со мной; будешь знать, каково стать всеми покинутым.

Взгляд Сережи упал на стопку журналов. На обложке красовался мальчик в синем шарфе с Человеком-пауком. Именно на злосчастного паука Сережа и обратил внимание, только потом до него дошло: мальчик на обложке – он сам!

Сережа взял журнал в руки.

«Добро пожаловать, Сергей!» – гласила надпись.

– Что? Как? – прошептал он и принялся лихорадочно перебирать другие журналы.

Все издания за разные годы, даже за семидесятые, восьмидесятые, девяностые, когда Сережи еще и на свете не было, были украшены его фотографиями. Бумажный Сережа, растиражированный, размноженный, широко распахнувший от ужаса глаза, смотрел на себя настоящего.

– Привет! Как дела? – раздался хриплый голос, и он вскрикнул, озираясь.

Источник звука нашелся быстро: одноглазый медведь завалился на бок, проскрипев свое приветствие. Только с чего ему падать? Сережа попятился, стараясь оказаться подальше.

В следующие полчаса или час он метался по торговому залу, пытаясь найти выход. Но обе ведущие из помещения толстые двери были заперты.

«Не выбраться! Тебе не выбраться!» – стучало в голове.

От ужаса и безнадеги Сережа вновь впал в неистовство, пиная валяющиеся на полу вещи, бросая о стены все без разбору. Швырял, пока не понял, что его действия перестали быть единственным источником звука в этом замкнутом пространстве. Сережа прислушался. В дальнем углу большого зала, где были свалены в кучу столы, тумбы, коробки и шкафы, что-то – кто-то! – есть.

Там глухо скрежетало и ворочалось. Стоило Сереже обратить внимание, заметить, звуки стали громче. Как будто это, в углу, перестало таиться. Природу звуков Сережа понять не мог: щелканье, свист, жужжание.

– Кто там? – хотел крикнуть мальчик, но вместо этого прошептал.

В ответ на вопрос гора вещей задвигалась, заколыхалась, задрожала, а потом из мрачной глубины забытых, покинутых людьми вещей выбралось нечто кошмарное. Настоящий монстр, порождение чьей-то чудовищной фантазии; не живое, но каким-то образом живущее существо.

У него был массивный квадратный торс с вросшими прямо в кожу заплатками из металла, пластика, ткани. Одна рука была похожа на человеческую, только гораздо длиннее, в бугристых узлах мышц, а вторая конечность была механической, похожей на ковш экскаватора.

Уродливая голова была нахлобучена прямо на туловище, без намека на шею. У существа не было носа, а глаз имелся лишь один – злобный, налитый кровью, он алчно смотрел на мальчика. Громадная, от уха до уха, полная острых металлических зубов-пил пасть