Шрифт:
Закладка:
Четверть часа спустя и за четверть часа до назначенного времени вертолет папы приземлился на газоне около трассы Фьорано. Там его ожидали около двадцати тысяч рабочих, которые, несмотря на возражения местных органов Итальянской коммунистической партии, пришли туда со многих предприятий Имолы, в том числе и с фабрики «Мазерати», исторического соперника «Феррари». Но перед тем, как провести мессу, папа позволил себе отступить от программы визита и проехался по трассе «Фьорано» на кабриолете «Феррари Мондиаль» – разумеется, красном, – за рулем которого был Пьеро Феррари.
После мессы папу пригласили в дом, где состоялась его частная беседа с Пьеро и Флорианой Феррари, а также с Джакомо и Антонеллой Маттьоли, которые представили ему маленького Энцо. Затем папа остался в студии наедине с Марко Пиччинини, спортивным директором «Феррари», которого итальянская пресса давно прозвала Монсеньором.
В это время Энцо Феррари был в Модене, в своей постели. Когда зазвонил телефон, Дино поднял трубку. На том конце провода был Пиччинини, он звонил из Фьорано.
«Коммендаторе, вам звонит папа», – сказал Дино.
Энцо взял трубку, а Пиччинини, находясь в восемнадцати километрах, протянул трубку папе Иоанну Павлу II. Пиччинини извинился и вышел, оставив папу наедине с Энцо Феррари.
Когда Энцо услышал голос папы, его глаза наполнились слезами. Он всегда считал себя закоренелым грешником, и теперь он разговаривал по телефону с самим папой. Он сидел в постели и разговаривал с Иоанном Павлом II, а вокруг него были символы его сложных отношений с Богом: деревянный крест над кроватью, изображения Девы Марии и Геминиана Моденского на тумбочке рядом с фотографиями ушедших из жизни отца, матери, брата и, конечно, Дино.
Разговор был коротким, всего несколько минут. И по большей части это был монолог. Энцо был явно взволнован и не мог сдержать слез. Он сказал папе: «Я не добрый католик и я никогда не молился, но каждую ночь, прежде чем заснуть, я думаю о людях, которые мне дороги, о тех, кого я потерял, и о тех, кто рядом со мной, а с тех пор, как я увидел вас без сознания на площади Святого Петра после покушения, я включил в свои мысли и вас. Мне жаль, что я не смог с вами встретиться».
Двенадцать минут спустя папа вышел из дома. Пьеро сопроводил его к вертолету, который доставил его в Модену для завершения визита в епархии.
В среду 8 июня, утром, в день заседания совета директоров, прежде чем отправиться в Маранелло, Витторио Гиделла заехал в Модену на площадь Гарибальди, чтобы посоветоваться с Энцо Феррари. Его здоровье не улучшилось со дня посещения папы, но он нашел силы встретиться с руководителем «ФИАТ».
Они поговорили наедине о предстоящих действиях компании и об изменениях, которые будут объявлены после заседания. Пьеро действительно покидал спортивное подразделение, как уже несколько дней сообщали газеты. Его назначили вице-президентом компании – должность была только что учреждена, ее задачи были четко очерчены и распространялись на промышленное подразделение «Феррари», но не на спортивное.
Энцо был уверен, что сын хорошо справится в промышленном подразделении. Что касается спортивного, он мог только надеяться, что люди, которых Гиделла вскоре назначит, смогут достойно продолжить то, что делал Пьеро в предыдущие годы.
Встречу с Энцо Гиделла описывал загадочно: «Он лично открыл дверь в будущее. Он попросил нас помочь ему решить проблемы. Теперь “ФИАТ“, который представляю я, будет вовлечен напрямую». И добавил: «Компании должны двигаться вперед, даже если отсутствует основатель. Это закон жизни».
Король отрекся от престола.
В середине июня, когда воздух в центре города был насыщен неповторимым сладко-горьким ароматом липы, здоровье Энцо значительно ухудшилось. Почечная недостаточность, от которой он страдал много лет, достигла критической стадии. Поскольку он отказался от госпитализации, ему была предоставлена неотложная помощь в его собственной квартире на площади Гарибальди. Однако для этого пришлось установить аппарат для гемодиализа, который был настолько громоздким, что не проходил через двери, и его пришлось поднимать через окно.
Доктора сказали ему, что гемодиализ необходим и его нельзя откладывать. В глубине души он надеялся поправиться, хотя, безусловно, не надеялся выздороветь, поэтому согласился на эту мучительную процедуру. Сначала врачи говорили, что ее нужно будет проводить раз в неделю. Но вскоре частоту пришлось увеличить. Гемодиализ начинался утром и продолжался в течение большей части дня. Он вызывал раздражение кожи, но Энцо терпеливо выносил все, не жалуясь.
Старт с первого ряда, заработанный Бергером перед Гран-при США в Детройте, немного подбодрил Феррари. Альборето в квалификации стал третьим. Но после гонки настроение уже было другим: Бергер продержался перед Сенной только шесть кругов, а Альборето после столкновения с Наннини на девятом круге фактически оказался вне борьбы за победу.
В следующую среду, 22 июня, Пьер Джорджо Каппелли, один из людей Гиделлы, был назначен ответственным за спортивное подразделение. Официальный пресс-релиз, конечно, сообщил об этом правильными словами. Но послание было ясным: Энцо Феррари изгнан из последнего аванпоста того, что когда-то было необъятной империей, которой руководил он лично.
Король стал голым.
Позиции Марко Пиччинини тоже оказались под ударом. Феррари знал, что его молодой правой руке будет сложно избежать увольнения, пока он жив. Но он понимал и то, что будущее Марко было уже предрешено. На листке бумаги в присутствии Гоцци он нацарапал несколько слов таким почерком, что выглядел он почти совсем неразборчиво. Тело Энцо Феррари ослабло настолько, что чернила едва-едва виднелись на бумаге.
Несколько слов: «Марко, по тебе будут скучать…»
И перед тем, как передать листок Гоцци, чтобы тот отдал его Пиччинини, он добавил: «Рай, 28 октября 1988 года». До 28 октября оставалось четыре месяца. Энцо Феррари уже понимал, что ему осталось немного.
Три дня спустя, 27 июня, Энцо вернулся во Фьорано. Несмотря на летнюю жару, он надел тяжелое пальто, которое делало его еще более худым. Очень хрупкий и бледный, поддерживаемый с обеих сторон, он сделал несколько шагов, чтобы дойти до своего офиса. Фотограф спортивного управления быстро сделал несколько кадров. Эти фотографии стали последними в жизни Энцо Феррари.
В офисе он разговаривал только с Гоцци. После нескольких часов беседы на их родном моденском диалекте, который оба
