В её некогда певучий голос закралась нездоровая осиплость. Говорила она с трудом: часто задыхалась и тогда её губы синели. Он видел, каких усилий стоило ей выглядеть бодрой, и как всякий страстный человек, испытывающий непреходящую вину перед любимой, страдал нестерпимо. Чудные тёмно-зелёные глаза Му Лань таили жалобу: "Видишь, что они со мной сделали, эти подлые люди Су Шуня?"

Игнатьев смотрел на разжиревшего Жуй Чана, а ему казалось, что он видит глумливую и сальную ухмылку министра налогов, мертвенно-стылые глаза убийцы. Окажись тот сейчас перед ним, он бы вцепился ему в глотку и задушил на месте.

Татаринов тихо шепнул: "Вы скрипите зубами".

"Ещё бы", — подумал Николай и, прерывая поток славословия, с ожесточением заговорил, обращаясь к маньчжурским сановникам.

— Вы на пороге нового бедствия. Переступить сей порог или остаться в дверях — воля ваша. Не стоит только забывать, что у медали две стороны, а люди, близкие богдыхану, не всегда такие, какими кажутся. — Он намеренно говорил общими фразами и угрожающим тоном. Основной пружиной задуманного им механизма воздействия на маньчжуров должна была стать мысль о падении династии из-за дальнейшего сопротивления союзникам, а для вразумления последних он решил использовать угрозу общенародного восстания. Когда правители предают народ, народ сам вынужден решать свою судьбу, вершить свой суд.

Татаринов почувствовал страстное желание как можно резче выразить его мысли, но огромным усилием воли поборол в себе ненужную задиристость. Мудрые люди поступают согласно своим знаниям, а глупые — сообразно своим прихотям.

— Думайте, с кем иметь дело, — сказал он китайцам, напустив на себя строгость. — С европейцами или с представителем России.

— С представителем России, — в унисон ответили Жуй Чан и Хэн Ци. Ссылаясь на двухсотлетнее мирное соседство России с Дайцинской империей, они просили совета и помощи в том затруднительном положении, в которое их поставили европейцы. — Они грабят, разоряют, выжигают всю страну! Болтают о мире, но убивают наших граждан.

Только мы собрались подписать необходимый им трактат, как они двинулись в Пекин, и обговорённое нами перемирие вновь расстроилось.

Богдыхан потерял голову, не зная, что придумать? Мы готовы на уступки, но не понимаем, как прекратить войну. Вы лучше нас знаете европейцев. Они боятся вас и слушают, — подольстился Жуй Чан. — От вас зависит показать на деле, что вы действительно желаете пользы Китаю — водворите мир!

— А разве моё присутствие в Пекине в столь тяжкое время не говорит о том, что я хочу добра? — жёстко заговорил Игнатьев. — Не смотря на все отписки, отправленные мне вашим правительством, я до сих пор не получил ответа на своё извещение о прибытии в Пекин, которое я послал ещё двадцать пятого сентября из Тунчжоу! — Он повысил голос и вновь смягчил тон. — Тем не менее, я сижу перед вами в городе, который не сегодня-завтра подвергнется бомбардировке. Узнав, что богдыхан покинул столицу, что Летний дворец разорён и разграблен, что союзные войска готовы уничтожить город, я поспешил в Пекин и, несмотря на всё случившееся прежде, готов спасти династию, столицу и ваше государство от конечной гибели. А на будущее, — с укоризной в голосе сказал он, — помните: спесь умной не бывает!

Униженные и пристыженные Жуй Чан и Хэн Ци, некогда гордые и заносчивые, стали валить всю вину на Су Шуня.

— Своим упрямством, грубостью и самодурством он губит империю! — воскликнул Жуй Чан и молитвенно сложил ладони. — Прогоните европейцев от Пекина, прикажите им уплыть к себе домой!

— Нам больше ничего не надо! — слёзно добавил Хэн Ци.

"А мне надо, — с ожесточением подумал Николай. — Мне надо восстановить справедливость, подписать Айгунский трактат".

— А что касается договоров, — уловил ход его мыслей опытный Жуй Чан, — мы исполним их неукоснительно.

— Свежо предание, — буркнул Игнатьев и объяснил, что время упущено. — Сейчас речь может идти лишь о спасении Пекина и династии, и для ведения посреднических переговоров с союзниками мне нужна письменная просьба об этом принца И Цина, не говоря уже об утверждении Айгунского трактата.

Шестого октября рано утром приехал посыльный чиновник с бумагой принца И Цина, в которой брат богдыхана выразил желание, чтобы ходатайство русских в примирении с европейцами было основано на «совершенной справедливости для обеих сторон».

— Где он её видел, эту "совершенную справедливость"? — хмыкнул Игнатьев, слушая текст, который ему зачитывал Татаринов.

— В объятиях Ци Си, — в тон ему ответил драгоман.

Вечером привезли подлинные ультиматумы англичан и французов. Теперь Николай получил возможность контролировать взаимные претензии китайского правительства и союзников. В ультиматумах дополнительно требовалось: денежное вознаграждение пострадавшим в плену и семействам умерших в плену. Англичане требовали триста тысяч ланов, а французы двести тысяч ланов серебром и, разумеется, немедленного подписания конвенций, составленных в Тяньцзине. В заключении объявлялось, что, если десятого октября деньги в размере одного миллиона не будут доставлены в союзнический лагерь, а одиннадцатого принц И Цин не подпишет конвенцию и не произведёт утверждение Тяньцзиньских трактатов тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года, то военные действия будут тотчас возобновлены.

Игнатьев узнал подписи лорда Эльджина и барона Гро.

Прочитав ультиматумы, он отложил их в сторону и задумался над тем, как быстрее встретиться с принцем И Цином? С каждым днём My Лань становилось всё хуже, и врач духовной миссии, молодой выпускник Петербургской военно-хирургической академии, советовал отправить больную в горы, поближе к сосновым лесам. "Неужели чахотка?" — с трудом произнёс это страшное слово Николай, и доктор ответил, что "сомнений нет".

— Без хорошего ухода, без целебного свежего воздуха ей вряд ли выздороветь. За нею ходит "экзитус леталис".

"Смертельный исход", — мысленно перевёл Игнатьев неутешительное словосочетание древних латинян и почувствовал, как всё внутри него сжалось и похолодело.

— Она сирота? — спросил врач.

— Нет, — глухо ответил он. — Её родители сейчас в деревне.

— Где?

— На северо-востоке.

— Её надо отправлять к ним, — тоном, не терпящим возражений, заявил врач. — Хороший уход, полноценное питание и целебный горный воздух, вот всё, что ей необходимо. Иначе, — он развёл руками, — дело примет скверный оборот.

Николай проглотил слёзы. Он видел, что Му Лань, как свечка, тает на глазах. Безропотно, с улыбкой. Вчера, когда он зашёл к ней, чтобы пожелать спокойной ночи, её трепал озноб. Коснулся лба: горячий. Взор стал печально-лучистым.

Терзаемый виной и ухудшающимся состоянием любимой, он попросил отца Гурия