Худощавый, чуть выше среднего роста, с живыми умными глазами принц И Цин был облачен в торжественное платье из золотистой парчи, расшитой драконами и фантастическим узором. На поясе висел маньчжурский меч. Он радушно поклонился Игнатьеву, и они пожали друг другу руки. Брат богдыхана знал, что русский посланник — особа знатного происхождения, что он принадлежит к древнейшему роду царских воевод, и что одним из его предков был святой митрополит Алексий, почитаемый буддийскими монахами как бессмертный. Знал он и то, что названым отцом Игнатьева является русский император, и ему, принцу крови — брату богдыхана, не зазорно иметь дело с такой благородной персоной. Сановники из свиты принца сложили руки в знак приветствия и замерли в почтительных позах. Не делать лишнего уже достоинство.

Толпа горожан, собравшихся у ворот Русского подворья, радостно загудела. Пекинские старожилы, отличавшиеся чутким вниманием ко все-возможным торжествам, не помнили случая, чтобы кто-нибудь из иноземцев пользовался такой милостью, таким благорасположением богдыхана и его влиятельной родни во главе с принцем И Цином, какими пользовался русский посланник Игэначефу. Всем уже была известна его редкая цивилизованность и доскональное следование китайскому государственному этикету, что говорило о несомненном уважении к национальной традиции и великим заветам просвещённого Кун-цзы. Все восхищались дружественным умонастроением, которое он проявлял по отношению к китайскому народу, не делая особенных различий между мандаринами и простыми людьми. Китайцы знают: кто нарушает порядок — идёт по ложному пути. Игнатьев в их глазах шёл правильной дорогой. В благодарность за спасение столицы они нарекли его «Князем Пекина».

Двадцатишестилетний принц, как и в первую их встречу, произвёл на Николая очень хорошее впечатление. Держался достойно и скромно, говорил тихо, но внятно. Стоя перед Игнатьевым, он выразил ему искреннюю признательность за содействие и советы в делах с европейцами, как от имени богдыхана, так и от себя лично. Попросил извинить его за то, что не мог быть раньше с визитом.

— Я понимаю, — склонил голову Николай и повёл дорогого гостя в дом. — Глубоко горе народа, пострадавшего в войне.

— Глубокое горе, как глубокий колодец, — негромко ответил И Цин, — попасть в него легко, выбраться трудно.

Игнатьев хотел сказать, что из глубокого колодца даже днём можно увидеть звёзды, но Татаринов шепнул, что надо накрыть стол, и он распорядился принести фрукты, печенье и чай. — Непременно с чабрецом и мятой, — предупредил он.

Принц И Цин уселся на предложенный ему диван, а Игнатьев сел напротив в кресле.

Как всякий правитель, брат богдыхана был неравнодушен к славословию и фимиаму, расточаемым в честь его персоны. Это было видно по его лицу, и вместе с тем, Николай был приятно поражён его чувством меры, которое позволяло легко переходить от одной темы к другой, не замыкаться на одной какой-нибудь проблеме.

— И случайно оброненное слово, — сказал И Цин, выслушав восхищение своей разумной логикой, — в этой жизни зачастую не случайно. — Он подумал и добавил: — В равной мере это относится и к поступку, и к событию. — Видя, что его внимательно слушают, принц заговорил чуть громче. — Мудрой судьбой посланы вы в Поднебесную в тяжкую пору смуты и войны. К моему прискорбию, — почтительно сложил он ладони, — я должен признать, что правительство не сразу увидело в вашем сиятельном лице друга трона и благодетеля китайского народа.

— Это верно, — учтиво произнёс Игнатьев и поклонился с видом человека, знающего себе цену и вполне понимающего, какой полнотой власти наделён тот, кого он имеет честь приветствовать и принимать у себя дома с самыми благородными чувствами. — Когда господин Су Шунь попытался навязать мне свою волю и выдворить меня из Китая, я в порыве гнева обиделся, решил остаться и нисколько не сожалею о содеянном.

— Невежество жестоко по своей природе, — извиняющимся тоном заметил принц. — О таких, как господин Су Шунь хорошо сказано: "Если нет колокола, они будут биться головой, лишь бы услышать звон".

Услышав ненавистное ему имя министра налогов, Николай хотел, было, обратиться к брату богдыхана со своей просьбой относительно судьбы My Лань, но принц заговорил так, как говорят для протокола, и пришлось внимательно следить за его речью.

— Я знаю, — медленно подбирая слова сказал И Цин, — невежество и грубость господина Су Шуня огорчали и заботили вас: вы жаловались на него в Верховный Совет и вполне справедливо сетовали.

Сожалею, что не мог быть вам полезен в дни вашего пребывания в Пекине, но теперь, когда я назначен регентом Китая, я сделаю всё, чтобы стать вам другом. Надеюсь, что мудрое сердце, которое бьётся в вашей отважной груди, преисполнится радостью благоволения к нам, неблагодарным, и утешится наилучшим разрешением тех вопросов, которые поставлены вашим правительством.

— Если ваши восхитительные планы таковы, — как можно учтивее отозвался Игнатьев, — разрешите мне обратиться к вашему высочеству с небольшой просьбой частного характера.

— Сочту за честь хотя бы в малой мере помочь вам, — сказал принц И Цин и, соединив ладони, пошевелил пальцами, как бы притирая их друг к другу. Улыбка стала тёплой и более чем дружеской. Всё-таки они с Игнатьевым почти ровесники: Игнатьев на два года старше, и это располагало к доверию.

Подозвав к себе Попова, Николай посоветовался с ним, как лучше сформулировать просьбу, и шепнул: «Не говорите лишнего. У них хорошие писцы — потом не оправдаемся».

Принц И Цин рассматривал книжные шкафы, письменный стол, сияющую хрусталём люстру, утварь и мебель, всю ту обстановку, в которой жил русский посланник.

Когда вкатили чайный столик с самоваром, принц И Цин заулыбался: точно такой самовар был у его брата Сянь Фэна. С двуглавым орлом и медалями.

Взяв в руки чашку с крепко заваренным чаем, он благосклонно повторил, что выслушает и поможет.

Игнатьев вкратце рассказал историю похищения китайской девушки Му Лань людьми Су Шуня и поведал о её болезни.

— Врачи установили у неё чахотку. Но поскольку её родители находятся сейчас в деревне, необходима ваша санкция на её свободный выезд из Пекина и проезд по Китаю. Что-то вроде охранной грамоты, — пояснил Попов.

— Это всё? — изумился принц. — Я думал речь пойдёт о том, чтобы я позволил вам приобрести земельный участок в Шанхае, как это делают многие европейцы.

— Да, —