И все же я (надеясь, что в тебе еще есть светлое ко мне чувство), я сообщу тебе и о себе.

Я все эти 5 недель (и в болезни!) старался быть достойным _н_а_ш_е_й_ любви. Я иногда срывался, бунтовал, оступался, да. Но все, что я делал, — я делал, чтобы стать для тебя дороже, ближе, лучше, ценней и привлекательней. Вспомни вечер дня твоего Рождения… Но я даже и такой черточки не забыл, как, в театре, ты сказала: «я пройдусь немного…» (после 1-го акта) и _у_ш_л_а_ со спутниками, даже и мимоходом не бросив: «а Вы не хотите пройтись со мной?» Я остался один, в духоте… ждать. Т_а_к_ ты угостила меня театром. Ты _у_т_о_л_я_л_а_ жажду, не подумав нисколько, что и «мой Ваня» м. б. нуждается в _у_т_о_л_е_н_и_и… Довольно.

Был у глазного доктора. Глаз… будто бы чуть воспален (радужница), зрачок его сужен, сравнительно с правым. Пустил атропин. Разрешил работать. Сказал, что это последствия рожистого воспаления, и отсюда стЯженье на лбу и у глаза… это может длиться. Это — «след работы стрептококков… явление нередкое». Велел по 1 капле атропина в день до увеличения зрачка.

Была некая графиня, просила от имени некоей русской (за французом) г-жи Ражо, дочери Льва Чернова564 (эс-эра) разрешения на перевод и издание «Лета Господня», а графиня попытается иллюстрировать. Мне все надоело. Я каменею. Ты меня доканчиваешь. Вот почему я уклонялся от встречи: предчувствовал словно.

Оля, я люблю тебя. Но как же я весь изранен. Нет, ты не дорожишь мной. Я для тебя лишь «забавка», — вдумайся, и увидишь по всему твоему обращению со мною. О, как мне больно!

Прости, что я огорчил тебя, но я не могу таить в себе правду — хотя бы и о тебе: горькую правду. Господь да хранит тебя. Я сохраню лучшее из моей любви, не решаюсь сказать — _т_в_о_е_й. И. Ш.

Знаю: ты никогда не будешь моей, не придешь ко мне. Ты будешь жить с полутрупом и сносить _в_с_е, до… Он позовет тебя, и ты всему подчинишься.

129

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

15. VI. 1946 Суббота, 12.30 дня

Облачно, но во мне — _н_а_в_и_с_л_о, _т_у_ч_и, _т_у_ч_и… — моей Оли нет… не будет? Тогда — и ничего нет, — _н_е_ быть, лучше, лучше _н_е_ _б_ы_т_ь. Истаяла душа, не могу без тебя, Оля моя. Зачем я тебя _у_в_и_д_е_л… всякую, — и во всем свет для меня, _ч_е_р_е_з_ тебя свет, и — жизнь.

Оля, любимая, нежная… как хороша ты, _т_и_х_а_я, _к_р_о_т_к_а_я… вся — любовь!

Ночь сегодня, под 15-ое, — без сна, до 4-х ч. Я встал, закурил. Ночь. Во мне — ночь. Я силился унять жгучие мысли. Вчера я послал тебе _з_л_о_е_ письмо. Переплеснуло во мне. Отнесла А[нна] В[асильевна] на почту… Я схватился, но письмо уже в ящике. Хотел послать маме депешу — перехватить письмо. И — _и_с_п_у_г_а_л_с_я: а если… прочтет?.. Оставил. Дай губки, дай, Олёк, твой ротик, весь… и, молю, — зачеркни в сердце это письмо — _о_т_ч_а_я_н_и_е. Ты в круженьи дня сего, а я… Оля! Это почти возврат дней июня 1936 г… — я _в_с_е_ потерял, нет тебя… Вот почему я уклонялся от встречи: я предчувствовал, какая будет пытка. Она пришла. Моя 2 месячная болезнь… — она отступала при тебе. Теперь она все обострила, я все обостряю в себе. Что же, еще, на семилетие… _д_о_ _к_о_н_ц_а?!.. Я убью себя, без тебя, мне теперь не нужно _н_и_ч_е_г_о. Когда-то, лет 9 тому, ко мне пришла кн. Кантакузен565, поэтесса, моя почитательница, красавица-женщина… и сказала, вся бледная: «Я знаю, _ч_т_о_ для Вас значит — женщина, _е_е_ ласки… как это надо для вдохновенья… Позовите меня… не любите меня, а просто — если я не противна… хоть _м_и_н_у_т_ы_ забудьтесь мной… я отдам Вам всю себя… я вся — для Вас…» Она была очень страстно-красива… Я отвел глаза. И не ответил ни слова. Взял ее руку и сказал: благодарю, найду в себе силы работать без ласки… _Л_а_с_к_а — _у_ш_л_а. Ласка для меня — когда душа сливается с другой. Где, в ком найду это — _м_о_ю, для меня, — душу?.. А т_е_л_о… его много здесь… Для меня _в_с_е_ _к_о_н_ч_е_н_о. И вот, — Т_ы, чудесная… единственная — Ты! Ты потянулась ко мне, нашла меня, и я _н_а_ш_е_л_ тебя… И не получил тебя. И тебя — нет. Всей Тебя. И теперь, _у_з_н_а_в, я не могу жить и писать _с_о_б_о_ю. Ибо _м_е_н_я_ уже нет во мне: я — в Тебе. Ты меня отняла от меня. Я опустошен, я каменею.

Оля, молю: прости мне письмо от 14-го. Это не я: это тьма моя. Я, светлый, нежный, поющий… — в тебе, Оля. А здесь я — выпитый. Болезнь обостряется, я весь во власти злого тлена. Сегодня я лежал над твоим… розовым… теплом. Я искал дыханье твоего тельца, твоего дыханья… О, утро Троицына дня! Рыбка, _в_ы_п_л_е_с_н_у_в_ш_а_я_с_я, прильнувшая, прохладная, теплеющая, нежная… вся — цветок, небывалый, _ж_и_в_о_й… моя награда — за _в_с_е! Оля, не могу без тебя, тобой наполнен, полон и — опустошен. О_с_т_а_в_л_е_н. Увяла во мне березка — Праздника. Ушел Св. День. Какие будни! Какой мрак. Я истомлен, я _н_и_ч_е_г_о_ не вижу, не _х_о_ч_у… — Ты только — Жизнь. Пусть даже Ты — сжигающая меня, пронзающая страшным огнем, вспыхивающим порой в тебе… но только ты, _в_с_я_ч_е_с_к_а_я, мятущаяся, будоражная, неожиданная, неправая, жестокая… — и Ты только. Пусть такая только, но и такую хочу, не могу без Тебя, без всякой… Так ты слита, срощена со мной. Я — очень _л_и_ч_н_ы_й, не покорный, не терпеливый, гордый, злой… — но я _в_е_с_ь_ твой, в тебе, и только бы не без Тебя, любой! Я _т_а_к_ _в_н_я_л_ тебя, так влил в себя!.. Сколько я хотел _в_с_е_ передать тебе, всего себя, всякого себя, в тех глазах, в том взгляде, в métro, _т_о_г_д_а..! Ты _в_с_е_ поняла. И в этом — «крэпка, Зорзик», в этом последнем крике к Тебе, на вокзале, в последний миг… я вложил все, всю душу, всю надежду, все ожидание невозможного пусть… только бы ты _б_ы_л_а, _ж_д_а_л_а… собрала _с_и_л_ы_ _ж_и_т_ь!.. Я удержал слезы, я сдавил сердце… Сколько было дней!.. и как мало мы взяли друг от друга!.. Л_у_ч_ш_е_е — это когда я мечтал, обнимая тебя… и _в_и_д_е_л_ тебя… и в хлебах, и в купальне, и над речкой, и в утренн_ей спальне, и в яблочном саду, и в осеннем закате, на рябине… — и всегда Ты, все и во всем