вроде все в порядке, – сказал управляющий после ухода мистера Мельмотта.

– Делает хорошую мину, а? – предположил старший клерк.

Тем не менее после долгого обсуждения сошлись на том, что слухи – политический маневр, но все равно мистеру Мельмотту пока не следует верить в долг.

Глава LXIV. Выборы

Комитет мистера Альфа размещался на Грейт-Джордж-стрит, и там битва кипела весь день. Как читатель уже знает, последним залпом обвинений, прокатившимся по городу накануне, решили напрямую не пользоваться, поскольку не было времени их проверить. Если для слухов есть основания, мистер Мельмотт скоро будет в тюрьме – или в розыске. Многие думали, что он подастся в бега сразу после обеда. Каким же разочарованием для них было узнать, что Мельмотт на следующее утро пришел в свой комитет! Другие уверяли, что он в последнюю минуту снимет свою кандидатуру. Возник вопрос, возможно ли это юридически после определенного часа в день накануне выборов. Избирателям внушали, что он снял свою кандидатуру, или снял бы, если б мог, или должен был бы снять. Когда Мельмотт был в Ковент-Гардене, большая толпа заявилась в Уайтхолльский дворец – узнать, как обстоят дела. Мистер Мельмотт, безусловно, не пытался снять свою кандидатуру. Те, кто распространял этот слух, заметно повредили мистеру Альфу. Общественное мнение качнулось в другую сторону – говорили, что мистера Мельмотта чернят, дабы обеспечить победу его сопернику. Вести о речи в Ковент-Гардене достигли других избирательных участков и пошли на пользу так называемому консервативному делу. Соратники мистера Альфа убеждали его тоже произнести речь. Надо что-то заявить, хотя бы ради сообщений в газетах, как-то показать, что они вели себя великодушно, а вовсе не старались повредить сопернику ложными обвинениями. Что бы мистер Альф ни сказал, он, по крайней мере, мог рассчитывать на благожелательного репортера.

Часа в два мистер Альф действительно произнес речь – и очень хорошую, если «Вечерняя кафедра» точно ее воспроизвела. Мистер Альф был человек умный, за словом в карман не лез, ни в какой ситуации не терялся, – уж верно, он сказал хорошую речь. Надо думать, он хотел убедить избирателей, что лучше другого кандидата представляет их политические взгляды, а стало быть, голосовать нужно за него. Однако в речи мистер Альф и словом не упомянул свои политические воззрения, никак не показал свою пригодность для депутатского места. Он лишь всячески подчеркивал, что соперник для этого места не годится, а он сам и его соратники, хоть и стремились показать избирателям полнейшую негодность мистера Мельмотта, ни к каким бесчестным средствам не прибегали.

– Мистер Мельмотт, – сказал он, – явился вам как консерватор и устами своих друзей – ибо сам он не был с нами особо многословен – заявил, что его поддерживает вся Консервативная партия. Его партия – не моя, но я ее уважаю. И где же его консервативные сторонники? Нам прожужжали все уши вчерашним банкетом у мистера Мельмотта. Мне сказали, что очень немногие из тех, кого он называет своими консервативными друзьями, посетили его банкет. Также общеизвестно, что мало кто из ведущих коммерсантов Сити удостоил своим присутствием стол Великого Дельца. Я заключаю, что вожди Консервативной партии, раскусив своего кандидата, от него отреклись и теперь, не желая марать себя поддержкой такого человека, сидят по домам, вместо того чтобы толпиться возле избирательных кабин. Пойдите в комитет мистера Мельмотта и спросите, там ли видные консерваторы. Оглядитесь вокруг – ходят ли они с ним по улицам, прогуливаются ли с ним в парках, стоят ли подле него в публичных местах. Я уважаю вождей Консервативной партии, но они допустили ошибку и сами это знают.

Под конец он упомянул вчерашние слухи:

– Я считаю для себя недопустимым говорить о политическом сопернике то, чего не могу доказать. Посему я не касаюсь и не касался тех сообщений, которые появились вчера и, насколько мне известно, идут из Сити. Они могут быть истинными, а могут быть ложными. Поскольку я не имею никаких сведений, то предпочитаю считать их ложными, и вам советую отнестись к ним так же. Однако задолго до того, как прозвучали эти сообщения, я говорил, что мистер Мельмотт недостоин представлять вас в парламенте, и повторяю это теперь. Великий британский коммерсант! Сколько, по-вашему, человек должен пробыть у всех на виду, прежде чем удостоиться такого титула? Кто знал о нем два года назад – помимо тех, кто обжегся делами с ним в каком-нибудь европейском городе? Спросите о репутации великого британского коммерсанта в Гамбурге и Вене, спросите в Париже – спросите тех, кто был связан со страховыми обществами в других странах, и вам ответят, достоин ли он представлять Вестминстер в британском парламенте!

Мистер Альф говорил еще долго, но все его выступление перед избирателями было в таком же духе.

К двум-трем часам никто не понимал, каких результатов ждать. Полагали, что рабочий класс за Мельмотта – отчасти из любви к человеку, который тратит много денег, отчасти из убеждения, что его незаслуженно обидели, отчасти, без сомнения, из тайной симпатии к преступлению, которое наносит урон высшему сословию. Простой люд почти думает, что господам не помешало бы испытать на себе чуточку несправедливости (не только же бедным от нее мучиться!), и убеждает себя, что преступника надо оправдать, так как преступление обычно ущемляет богатых и низлагает сильных со престолов. Всего несколько лет назад самые гнусные измышления из уст самого низкого человека, когда-либо порочившего нашу страну, направленные по большей части против тех, чьими свершениями Англия по праву гордится, сочувственно воспринимались порядочными людьми лишь потому, что оклеветанным Фортуна подарила очень много хорошего, а стало быть, им причитается и что-нибудь дурное. Такого рода общее чувство в отношении Мельмотта еще не оформилось, но уже зарождалось. Говорили, что Мельмотт вор. Но кого он обворовал? Не бедных. Никто в Лондоне не выплачивал за неделю больше жалованья, чем мистер Мельмотт.

Часа в три редактор «Утреннего завтрака» заглянул к леди Карбери.

– Что происходит? – спросила она, как только ее друг сел.

На приеме у мадам Мельмотт он эту щекотливую тему затронуть не мог, и леди Карбери до сих пор не знала ничего определенного.

– Не знаю, что и думать, – сказал мистер Брон. – Говорят, мистер Мельмотт при какой-то покупке подделал некие документы и вдобавок якобы что-то заложил. Я бы счел все разговоры предвыборным трюком, причем очень подлым, да только его же соратники сами в это верят.

– А вы верите?

– Почти на любой другой вопрос я ответил бы с большей легкостью.

– В таком