Гедимин досадливо сощурился, но разъяснять в очередной раз, чем нейтроны отличаются от омикрон-квантов, а кванты — от частиц вообще, посчитал бессмысленным.

— Понятно. Да, радиус там будет… — он растопырил пальцы, показывая, как омикрон-излучение выжигает территории. — Ничего живого и никакого металла. Тебе такие штуки нравятся…

Линкен, не почувствовав подвоха, радостно ухмыльнулся и закивал.

— Я всегда знал, что ты что-то такое сделаешь. Ещё тогда, в Пирре. Я всё знал! Ну⁈

Он протянул руку к чертежам и нетерпеливо толкнул Гедимина в плечо. Тот сдвинулся в сторону, сердито щурясь.

— Подожди. Зачем тут взрывчатка?

Линкен мигнул.

— А как? — он, запутавшись в словах, изобразил ладонями две сходящиеся полусферы. — Это же так и делается, верно?

Гедимин посмотрел ему в глаза. Радужка Линкена сверкала серебром — он заранее так волновался, будто омикрон-бомба уже была у него в руках, и оставалось выбрать, куда её сбросить.

— Ну да, так, но… — он ненадолго задумался, подбирая слова. — Ирренций — не уран и не плутоний. Там другая реакция, на омикрон-квантах. Чтобы она началась, не нужно вгонять куски друг в друга. Они взаимодействуют на большом расстоянии. Ты сам это видел на испытаниях.

Линкен озадаченно хмыкнул и сдвинул бровные дуги в недовольной гримасе.

— Не понимаю. Это бомба. Там должен быть взрыватель, — медленно проговорил он. — Константин сказал — эта штука сработает.

Он оглянулся на северянина. Тот кивнул.

— Вгонять не обязательно — но и не вредно. Взрыв немного усилит взаимное облучение.

Он тронул пальцем трёхмерную схему. Два куска ирренция — вогнутую полусферу и шар — разделяла флиевая фольга. Взрыв вбивал шар в углубление, прорывая перегородку, «колпак» защитного поля, отражая, усиливал излучение, — и через считанные микросекунды поле испарялось, высвобождая потоки омикрон-квантов. Следом летела урано-ирренциевая пыль — всё, что после такого взрыва оставалось от бомбы.

— Немного усилит, — пробормотал Гедимин, досадливо щурясь. «Стоило восемь лет изучать ирренций, чтобы никто не помнил его свойств!»

— Не надо там взрывчатки. Надо выжечь ирренций, расширить поле реакции, — он отодвинул схемы в сторону и несколькими тычками в клавиатуру набросал ещё одну. — Омикрон-излучатель и полевая ловушка.

— Хм, — Линкен недоверчиво смотрел на схему. — Сложно. Разные слои, поля… Она так и будет висеть, пока не взорвётся?

— Она и должна выждать, — сказал Гедимин. — Чем больше ирренция будет втянуто в реакцию, тем сильнее итоговый выброс. И тем меньше металла уйдёт на эти ваши игрушки.

Линкен хмыкнул.

— Экономишь ирренций? Думаешь сделать из него свой реактор? Зачем? Мало, что ли, «Седженов» и ЛИЭГов?

Константин шумно вздохнул.

— Хватит о реакторах! Атомщик предлагает бомбу без взрывателя. Схема выглядит рабочей. Рискнёшь?

Он смотрел на Линкена, будто окончательное решение зависело только от него; Гедимин хотел ухмыльнуться, но вдруг понял, что именно так и обстоят дела — Линкен возглавляет проект «Омикрон-бомба», а сам ремонтник — всего лишь приглашённый специалист. Сармат сузил глаза и повернулся к Линкену.

— Это устройство стабильнее традиционных бомб. И на него нужна всего одна критическая масса.

Глаза Линкена потемнели; он мучительно думал, поднеся руку к шраму на затылке, прикрытому шлемом. Гедимин успел досчитать до пятидесяти, когда взрывник шумно выдохнул и качнул головой.

— Сначала будем делать то, что знаю я. То, что придумал атомщик, тоже опробуем. Но потом. У меня уже готов взрыватель. Атомщик, тебе много надо времени на эту штуку?

Он кивнул на первый чертёж.

— Завтра к обеду будет готово, — ответил Гедимин. — Если материалы на месте.

Линкен облегчённо вздохнул и расплылся в широкой ухмылке, видной даже под респиратором.

— Всё здесь. Я знаю, как делать бомбы! Завтра вечером едем на полигон. Не терпится увидеть этот светящийся бабах!

Гедимин почувствовал, как волна холода прокатилась вниз от загривка и свернулась неприятным давящим комком в солнечном сплетении. «Завтра на полигоне взорвётся ирренций,» — подумал он. «Вот тебе и мирное применение, Гедимин. Какой же ты идиот…»

11 июля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки» — кратер Орем, ядерный полигон

— Вот что я думаю, атомщик… — с видимым смущением проговорил, усиленно глядя в сторону, Линкен.

— Думать полезно, — отозвался Гедимин. Он не хотел обижать Линкена и надеялся услышать, что пришло ему в голову, но с его первой реплики прошло уже три минуты, а взрывник всё молчал, глядя в иллюминатор. Ничего интересного увидеть он не мог — снаружи вагон был покрыт дополнительным слоем рилкара, проложенного флиевой фольгой тройной толщины, — небольшая мера предосторожности на случай срабатывания омикрон-заряда. В полупустом вагоне, стремительно летящем по освобождённому транспортному туннелю, были только пятеро сарматов — Гедимин, Линкен и трое в специальных экзоскелетах, приспособленных для погрузки и транспортировки крупных тяжёлых предметов. Зачем им выделили столько рабочих, Гедимин не знал, — единственный предмет, который они везли на полигон, весил всего три центнера, и сармат легко поднимал его одной рукой. Первый (предположительно) рабочий прототип омикрон-оружия в серебристой флиевой обшивке лежал у ног ремонтника, закреплённый многочисленными скобами и тросами; внутри было восемь килограммов ирренция, не считая включённого в состав «арктусов» и двигателя-«седжена».

Линкен отвернулся от иллюминатора, скользнул мечтательным взглядом по корпусу бомбы и наконец посмотрел на Гедимина.

— А можно совместить бомбу и прожигатель? — спросил он. — Там же будет много лучевых потоков. Что, если скрестить их под правильным углом? Вот это был бы взрыв!

— Наверное, — отозвался Гедимин, стараясь не морщиться. Его второй день мутило, и он подозревал, что медики ему не помогут, — ком, свернувшийся в солнечном сплетении сутки назад, так и не распутался. «Линкен просил о помощи, и я ему помог,» — напомнил он себе, но эти слова никак не повлияли на тошноту. «Так он хоть сам не убьётся…»

Бомбу вынесли