отказывалась указать на его причину, и все призраки прошлого тонули в густом тумане. Он не знал, почему сидит в этом склепе. Постепенно Амадей забыл о мире, где светит солнце, и с головой погрузился в пучину несчастья.

Подарок для любимой

Горацию Фортунато исполнилось сорок шесть лет, когда в его жизнь вошла тощая еврейка, почти заставившая его бросить замашки шута и хвастуна. Он происходил из семьи циркачей – тех, у кого с рождения кости гибкие, как каучук, и способность крутить сальто-мортале. В том возрасте, когда большинство детей едва ползают, подобно червякам, цирковые висят на трапеции вниз головой и чистят зубы львам. Цирк семьи Фортунато прошел через многие испытания, прежде чем отец Горация не превратил его из балагана прежних лет в солидное заведение. Были времена потрясений и беспорядков, когда вся труппа состояла из двух-трех циркачей, бороздивших страну в раздолбанной колымаге с заштопанным шатром, который ставили в забытых богом деревнях. Дедушка Горация годами вывозил на своих плечах все представление, ходил по слабо натянутому канату, жонглировал горящими факелами, глотал толедские шпаги, извлекал из цилиндра то апельсины, то змей и танцевал уморительный менуэт со своей единственной партнершей – обезьянкой в кринолине и шляпке с пером.

При всем при этом деду удалось преодолеть невзгоды, и во времена, когда другие цирки приказали долго жить под натиском современных развлекательных заведений, Фортунато спас свой балаган и на склоне лет смог уйти на заслуженный отдых, купив земельный участок на юге материка, где с полной самоотдачей занялся выращиванием спаржи и клубники.

Его сын, Фортунато Второй, получил от отца цирк без долгов. Этот Фортунато не унаследовал скромность от папы. Он был не способен прогуливаться по канату и крутить пируэты с шимпанзе, однако природа одарила его талантом коммерсанта. Под его началом цирк вырос, а с ним и престиж владельца. Цирк семьи Фортунато стал самым крупным в стране. Три огромных полосатых шатра заменили видавшую виды цирковую палатку, дрессированные животные в своих вольерах представляли собой целый зоосад, и множество причудливых повозок перевозили с места на место циркачей, среди которых был уникальный карлик-гермафродит и чревовещатель в одном лице. Вишенкой на торте «Большого международного цирка семьи Фортунато» была точная копия каравеллы Христофора Колумба, поставленная на колеса. Весь этот огромный караван уже не плыл по течению судьбы, как прежде дедушкин балаганчик: он продвигался вперед по главным магистралям страны от Рио-Гранде до самого Магелланова пролива, останавливаясь только в крупных городах, куда въезжал под барабанный бой со слонами и паяцами, а во главе процессии плыла огромная каравелла, символ покорения Америки, и каждый горожанин был в курсе: цирк приехал.

Фортунато Второй женился на акробатке, которая родила ему сына. В каком-то селении акробатка отстала от цирка в надежде обрести независимость от супруга и зарабатывать себе на жизнь своей ненадежной профессией. Сына она оставила с отцом. В сознании ребенка о маме сохранились лишь размытые воспоминания, поэтому мальчик переносил образ матери на многочисленных акробаток, встречавшихся ему на жизненном пути. Когда ему исполнилось десять лет, отец опять женился на циркачке, на этот раз – на эквилибристке, которая умела стоять на голове на галопирующей лошади и после с завязанными глазами перепрыгивала на круп другого коня. Она была красавица. Сколько бы она ни мылась душистым мылом, сколько бы духов на себя ни лила, ей не удавалось избавиться от конского запаха – сухого аромата пота и усилий. В ее объятиях брошенный матерью Гораций, окутанный непередаваемым ароматом, находил утешение. Но со временем эквилибристка тоже отбыла в неизвестном направлении. В зрелые годы Фортунато Второй вступил в третий брак с одной швейцаркой, приехавшей познавать Америку на туристическом автобусе. Фортунато-отец уже устал жить бедуином и чувствовал, что для новых потрясений староват. Поэтому, когда жена попросила, он без колебаний променял цирк на оседлость и обосновался в альпийском поместье, среди холмов и буколических лесов. Сын его, Гораций, двадцати четырех лет от роду, оказался во главе цирка.

Гораций рос, не зная, где его застанет ночь, в пути или под сенью шатра, но был доволен судьбой и ничуть не завидовал другим детям, которые, облачившись в серую униформу, ежедневно ходили в школу и жили строго по плану, предначертанному еще до их появления на свет. Он же, напротив, ощущал свою силу и свободу. Ему были ведомы все цирковые секреты; он с одинаковым смирением убирал экскременты животных и балансировал в костюме гусара под куполом цирка на пятидесятиметровой высоте, покоряя публику своей деланой цирковой улыбкой. Если он и тосковал по стабильности, то ни за что не признался бы, даже во сне. Привычка быть брошенным – сначала родной матерью, потом мачехой – воспитала в нем недоверие, прежде всего к женщинам; при этом он не превратился в циника, так как от деда унаследовал большое сердце. В цирковом плане он был очень одарен, но коммерческая сторона предприятия его интересовала не меньше, чем искусство. С юных лет Гораций поставил перед собой цель разбогатеть, ведомый наивным расчетом ценой денег достичь уверенности, которой не было у него в родной семье. Он расширил бизнес, купив сеть боксерских рингов в нескольких столицах. От бокса он естественным образом перешел к вольной борьбе и, будучи человеком с живым воображением, трансформировал этот грубый вид спорта в драматическое представление. С его легкой руки на ринге появилась мумия в египетском саркофаге и Тарзан, прикрывавший срам набедренной повязкой из тигровой шкуры, такой крошечной, что при каждом прыжке борца публика, затаив дыхание, ожидала узреть самое сокровенное. Был там и златовласый ангел, который на каждом представлении лишался своей шевелюры под ножницами свирепого Курамото – индейца-мапуче, загримированного под самурая. На следующий день ангел вновь представал перед публикой с нимбом золотистых кудрей, что неопровержимо свидетельствовало о его божественной природе.

Эти и другие маркетинговые находки, как и появление на людях в сопровождении пары телохранителей, дабы внушить страх конкурентам и разжечь любопытство дам, снискали Горацию недобрую славу, чему он ужасно радовался. Он жил на широкую ногу, путешествовал по всему миру, подписывая новые контракты, отыскивая все новых монстров, посещая клубы и казино. Он владел особняком из стекла в Калифорнии и ранчо на полуострове Юкатан, однако в основном проживал в дорогих отелях. Гораций наслаждался компанией блондинок-эскортниц, выбирая тех, у кого был легкий характер и внушительный бюст, словно в память о мачехе. По поводу амурных дел он никогда не переживал, а когда дед требовал, чтобы он наконец-то женился