конечности. Он был словно змея в спячке или мощная лиана в джунглях, не подозревающая о занесенном топоре. Меня не покидала уверенность, что за всю свою многолетнюю службу я ни разу с таким не сталкивался; тем не менее я уверенно поднял меч, описав им в воздухе симметричную дугу, и недрогнувшей рукой опустил его на рябую шею.

Для руки, заносящей меч, все шеи различны. Мое нынешнее ощущение не имело ничего общего с тем, что испытываешь, разрубая живую плоть. Однако я с облегчением вздохнул, увидев, что цель достигнута: отрубленная голова Книгатина Зхаума лежала на видавшей виды колоде, а его тело скорчилось на мостовой, даже не дернувшись напоследок. Крови не было – только выделилось немного черной, смолистой и зловонной жидкости, которая спустя несколько минут исчезла, ни следа не оставив на древесине и мече. Поверхность раны обнажила полное отсутствие позвоночника. Однако, как бы то ни было, непотребная жизнь Книгатина Зхаума была завершена, приговор царя Локваметроса и восьмерых судей Коммориома исполнен надлежащим образом.

Со скромной гордостью я принял приветственные крики толпы, с живым участием наблюдавшей за исполнением мною моих служебных обязанностей и ликующей над мертвым телом. Проследив, чтобы останки Книгатина Зхаума были переданы в руки городских могильщиков, отвечавших за эту требуху, я покинул площадь и вернулся домой, ибо других казней в тот день не было. Совесть моя была чиста, и я радовался, что поработал достойно и неприятная обязанность осталась позади.

Как было принято поступать с телами самых гнусных преступников, тело Книгатина Зхаума с оскорбительной поспешностью погребли в чистом поле за пределами города – там, где жители устроили свалку. Оно лежало в безымянной могиле между двух мусорных куч. Законность была в полной мере восстановлена; и все, от царя до крестьян, пострадавших от набегов отчаянных головорезов, сочли, что удовлетворены.

После обильной трапезы, состоявшей из плодов суваны и бобов джонгуа, которые я щедро запивал вином фоума, я отправился спать. С моральной точки зрения у меня были все основания заснуть сном праведника, однако, как и в предыдущую ночь, меня до утра одолевали какодемонические сны. Из них в памяти осталось лишь пронизывающее сознание невыносимого страшного предчувствия, однообразно накапливающийся ужас, не имеющий формы и имени; мучительное и неизбывное чувство тщеты, тьмы, безнадежных трудов и разочарования. Невнятно, отказываясь принимать зримую форму, во мне теплилось еще одно смутное воспоминание – о том, чего обычно люди не видят ни глазом, ни мысленно; и вышепомянутое неизбывное чувство, и ужас были неразрывно с ним связаны. Утром я встал не просто невыспавшимся, но усталым, словно провел вечность в тщетных попытках достичь чего-то недостижимого, словно был занят каким-то бессмысленным механическим трудом. Оставалось приписать свои ночные страдания джонгуа; я решил, что вчера переел этих питательных бобов. По счастью, в моих снах не было и намека на мрачный и зловещий символизм, который проявится вскоре.

Посмею ли описать то, что представляет угрозу Земле и ее обитателям? То, что преступает границы людской и земной власти? Ниспровергает разум, насмехается над измерениями, отрицает биологию? Ибо история эта до сих пор внушает мне ужас; и спустя семижды пяти лет дрожь пронзает мою руку, когда я пишу.

Впрочем, отправляясь к месту экзекуции, где трое весьма жалких преступников, чье строение черепов я забыл, равно как и их преступления, готовились принять заслуженную кару от моей умелой руки, я еще ни о чем не догадывался. Однако, не успел я добраться до места, как был оглушен шумом, который распространялся по улицам и проспектам Коммориома. Я различал мириады воплей: ужас, ярость, страх и горестные стенания подхватывались всеми, кто в этот час оказался в городе. Встречая граждан, пребывавших в смятении и не прекращавших вопить, я вопрошал их о причине такого переполоха. От них я узнал, что Книгатин Зхаум, чья преступная карьера была, по моему мнению, завершена, опять объявился и отпраздновал нечестивое чудо своего воскресения из мертвых, совершив ужасающее преступление прямо на центральном проспекте города на глазах ранних прохожих! Он схватил почтенного торговца бобами джонгуа и принялся живьем поглощать свою жертву, не обращая внимания на свист, кирпичи, стрелы, копья, камни и проклятия, которыми осыпали его собравшаяся толпа и стражники. И лишь насытив свой чудовищный аппетит, он позволил стражникам себя увести, оставив от торговца бобами только кости да одежду, отмечавшие место гнусного преступления. Ввиду отсутствия судебных прецедентов Книгатина Зхаума снова бросили в темницу под городской тюрьмой – дожидаться решения царя и восьмерых судей.

Вы легко можете представить растущее замешательство, глубочайшее смятение, в которое это событие погрузило меня, а равно и других жителей, а также городские власти. Как видели все, Книгатин Зхаум был должным образом обезглавлен и погребен согласно обычаю; его воскресение не только противоречило природе, но и являлось самым возмутительным и обескураживающим нарушением закона. С точки зрения права требовалось выпустить особый статут, обязывающий заново осудить и повторно казнить злоумышленников, которым пришла охота восставать из законно назначенной им могилы. Помимо этого, горожане были охвачены ужасом; и с первых дней самые невежественные и самые благочестивые твердили, что это предвестие надвигающихся на город бедствий.

Я, человек научного склада ума, отвергающий предрассудки, был склонен искать объяснение в неземных предках Книгатина Зхаума. Я не сомневался, что оно кроется в особенностях чуждой нам биологии и свойствах инопланетного жизненного вещества.

Движимый азартом исследователя, я собрал могильщиков, которые хоронили Книгатина Зхаума, и велел отвести меня к месту погребения на свалке. Там нас ждали удивительные открытия. Земля не была потревожена, лишь сбоку виднелась глубокая нора, как будто проделанная крупным грызуном. Труп человека или, по крайней мере, труп, напоминающий человеческий, не мог пройти через это отверстие. По моему приказу могильщики убрали землю, черепки и прочий мусор, которые ранее насыпали над казненным. На дне могилы не было ничего, лишь едва различимый липкий след там, где лежало тело; вскоре и сам след, и его едкое зловоние улетучились без следа на свежем воздухе.

Озадаченный и еще сильнее сбитый с толку, я ждал нового суда, все еще надеясь, что для произошедшего найдется рациональное объяснение. На сей раз судьи мешкали еще меньше прежнего. Подсудимого снова приговорили к смерти; казнь должна была состояться на следующее утро. В приговоре была приписка: останки следовало запечатать в деревянном саркофаге, а саркофаг поместить в каменную яму и завалить крупными валунами. Эти меры, казалось, должны были помешать нездоровой и противозаконной склонности несносного злодея воскресать из мертвых.

Когда Книгатин Зхаум снова предстал передо мной в окружении удвоенного