Шрифт:
Закладка:
Саркофаг, в котором лежала голова, первоначально делался для ребенка. Мне могут сказать, что решение поместить туда голову было греховным и кощунственным использованием превосходной бронзы, но в тот момент ничего более подходящего по размеру и прочности мы не нашли. В пылу игры, как я уже упомянул, мы совершенно забыли за ним присматривать; я вздрагиваю от мысли, сколько подозрительного мы проглядели и прослушали, прежде чем удосужились вновь обратить внимание на саркофаг. Внезапно раздался громкий металлический лязг, словно били в гонг или в щит, и мы осознали, что происходит нечто необычное; не сговариваясь, мы обернулись к ящику, который тем временем приподнялся над плитами двора и начал раскачиваться самым невероятным образом внутри факельного круга. То одним, то другим углом ящик отталкивался от земли, проделывал пируэты в воздухе и снова опускался, громко клацая по граниту.
Мы едва успели постичь истинный ужас происходящего, когда случилось нечто еще чудовищнее. Маленький гроб начал зловеще вздуваться со всех сторон – крышка, дно, бока, – окончательно утратив первоначальную форму. Прямые углы разбухли и скруглились, точно в кошмаре, и скоро ящик стал больше напоминать продолговатую сферу; затем с ужасающим звуком крышка затрещала по швам и наконец разлетелась вдребезги. Через длинный, рваный разлом в адском бурлении изливалась черная набухающая масса непостижимой природы, кипя, словно ядовитая пена миллионов змей, шипя, как бродящие дрожжи, и бугрясь огромными, похожими на сажу шарами размером со свиные мочевые пузыри. Перевернув несколько факелов, омерзительная масса волной покатилась по плитам двора, и мы в ужасе и ошеломлении отпрянули, чтобы не оказаться у нее на пути.
Перевернутые факелы сильно чадили и выбрасывали искры; вжавшись в стену, мы наблюдали за невероятными перемещениями темной массы, которая замерла на месте, собираясь в клубок, потихоньку оседая, словно какое-то дьявольское тесто. Затем сжалась, опустилась на землю и начала трансформироваться, пытаясь придать себе первоначальную форму головы из саркофага, хотя получалось у нее плохо. Сначала масса округлилась черным шаром, на пульсирующей поверхности которого, словно на плоском рисунке, стали проступать черты лица. В центре шара возник единственный глаз без века – охристый, лишенный зрачка и фосфоресцирующий; он взирал на нас, пока масса, вероятно, собиралась с мыслями. Пролежав на земле около минуты, она, словно выпущенная из катапульты, рванулась мимо нас в открытые ворота и исчезла в лабиринте ночных улиц.
Несмотря на изумление и замешательство, от нас не ускользнуло направление, в котором она двигалась. К нашему вящему ужасу, темная масса направлялась в ту часть Коммориома, где было погребено тело Книгатина Зхаума. Мы не осмеливались гадать, с какой целью и чего нам ждать дальше. Несмотря на то что нас одолевали миллионы страхов и сомнений, мы схватили оружие и последовали за нечестивой головой с быстротой и решимостью, которые позволяло изрядное количество выпитого.
В этот час на улицах было пусто: даже самые отчаянные гуляки разошлись по домам или напились и свалились под стол в таверне. Темнота была хоть глаз коли, гнетущая и безотрадная; звезды приглушенно сияли, словно их застилала мутная дымка чумных миазмов. Мы продвигались по главной улице, и в тишине мостовая отзывалась гулким эхом, как будто твердый камень под ногами успел подвергнуться коррозии, за время нашего странного бдения обратившись могильными склепами.
До сих пор мы не обнаружили ни следа той ядовитой мерзости, что выплеснулась из расколотого саркофага. А равно, к нашему облегчению и вопреки страхам, не повстречали ничего отдаленно на нее похожего. Однако в самом центре Коммориома мы наткнулись на стражников с алебардами, трезубцами и факелами – этих людей я ранее расставил вокруг гробницы Книгатина Зхаума. Стражники пребывали в тревоге и смятении; они поведали нам ужасную историю о том, как глубокую могилу вместе с наваленными сверху валунами разворотило, словно при землетрясении; как пенящаяся и шипящая масса питоном проскользнула между валунами и исчезла во тьме. В свою очередь, мы поделились с ними тем, что случилось за время ночной стражи; все согласились, что великая мерзость пострашнее дикого зверя или ядовитой змеи вырвалась на свободу и снова рыщет в ночи по улицам Коммориома. И только шепотом решались мы обсуждать, что нас ждет с наступлением утра.
Объединив силы, мы принялись обыскивать город, прочесывая улицы и проспекты, и наши храбрые сердца трепетали при мысли, какое исчадие ада могут в любое мгновение выхватить из тьмы наши факелы в очередной подворотне, закоулке или створе ворот. Однако поиски были тщетны; и вот уже звезды поблекли на выцветающем небе; рассвет зажег мраморные шпили призрачным серебром; водянистый янтарный свет просочился на стены и камни мостовой.
Вскоре и другие, не наши шаги эхом разнеслись по городу; постепенно воздух заполнили привычные гомон и говор. Появились прохожие, торговцы фруктами, молоком и бобами из ближайших деревень. Однако мы так и не встретили того, кого искали.
Мы шли по просыпающемуся городу, занятому утренними хлопотами. Затем резко, без предупреждения, при обстоятельствах, способных устрашить самого стойкого и напугать самого храброго, мы настигли того, кого преследовали. Мы входили на площадь, где стояла плаха, на которой тысячи злодеев сложили свои грешные головы, и тут услышали жуткие вопли смертельного ужаса и боли. Никто, кроме этой чудовищной твари, не мог быть их причиной. Мы ускорили шаг и увидели, как двое прохожих, которых угораздило пересекать площадь вблизи плахи, корчатся в объятьях неописуемого чудовища, существование которого отвергли бы и древние сказания, и наука.
Несмотря на произошедшие с ним невероятные перемены, подойдя ближе, мы сразу узнали Книгатина Зхаума. Соединившись в третий раз с омерзительным торсом, его голова как будто наполовину расплющилась о диафрагму; вероятно, в процессе слияния один глаз окончательно оторвался от другого и теперь располагался в пупке, прямо под выступающей челюстью. Были и другие, еще более омерзительные изменения: руки стали щупальцами, на конце которых пальцы извивались, точно клубки змей; а там, где должна быть голова, плечи вздыбились конусом, на вершине которого красовался рот, похожий на чашу. Однако самым неслыханным и непредставимым было преображение нижних конечностей: колени и бедра раздвоились, обратившись длинными гибкими хоботками, усеянными присосками в виде разинутых ртов. Используя все свои ротовые отверстия и конечности, чудовищная аномалия поглощала двух незадачливых прохожих.
Привлеченная воплями, толпа наблюдала за тошнотворной сценой из-за наших спин. Казалось, в
