Шрифт:
Закладка:
Я не стану описывать наших чувств как мужчин и служивых людей. Судя по последнему воплощению Книгатина Зхаума, в нем чудовищным образом возобладала инопланетная наследственность. Но, несмотря на это, а также на мерзостную огромность этой ошибки природы, мы по-прежнему готовились исполнить наш долг и по мере возможности защитить беспомощное население. Я ничуть не бахвалюсь: мы простые люди и должны были хотя бы попытаться сделать то, что от нас требовалось.
Мы окружили чудовище и приготовились немедленно напасть на него с нашими алебардами и трезубцами. Однако тут же обнаружилась неловкая подробность: тварь так неразделимо и мучительно сплелась со своими жертвами, что мы не могли использовать оружие, не рискуя нанести им серьезных ран. Впрочем, по мере того как чудовище высасывало из них жизненные соки, попытки жертв освободиться стали менее яростными; постепенно волнение омерзительной шевелящейся массы, в которую сплелись пожирающий и пожираемые, стихло.
Сейчас или никогда; я не сомневался, что нам следует дружно атаковать чудовище, какой бы бессмысленной и тщетной ни выглядела эта затея. Однако самому чудовищу явно надоело это мельтешение вокруг, и оно решило избавиться от докучных приставаний мелких людишек раз и навсегда. Когда мы подняли оружие, чудовище отпрянуло, все еще сжимая свои вялые обескровленные жертвы, и взгромоздилось на плаху. И там, на глазах у всех присутствующих, начало раздуваться всеми частями, всеми конечностями, словно накачивая себя нечеловеческой злобой и враждебностью. Скорость, с которой чудовище увеличивалось, и размеры, которое оно принимало, постепенно закрывая собой плаху и свисая по краям колышущимися складками, устрашили бы героев забытых мифов. Должен заметить, что торс чудовища увеличивался скорее вбок, чем в высоту. Когда размеры его превысили размер любого живого существа в этом мире и тем не менее оно с медлительной неотвратимостью удава, расправляющего кольца, продолжало расти, уже ничто не могло удержать от бегства моих храбрых и доселе неустрашимых товарищей, за что я вовсе их не корю. Еще меньше я обвиняю простых людей, которые толпами, с громкими воплями и причитаниями, бросились прочь из города. Люди наверняка еще прибавили ходу, когда впервые со времени своего появления чудовище начало издавать звуки. Более всего эти звуки напоминали змеиный шип, однако его громкость и тембр были невыносимы для человеческого уха; и хуже всего, что звук этот раздавался не только изо рта, вдавленного в диафрагму, но из всех отверстий и хоботков, которыми на наших глазах чудовище обзавелось. Даже я, Атаммай, отпрянул от этого шипения и отошел подальше, где меня не могли достать змееподобные пальцы.
Впрочем, я горжусь тем, что некоторое время еще медлил на краю опустевшей площади, с сожалением оглядываясь. Тварь, которая некогда была Книгатином Зхаумом, кажется, ликовала, плоской горой возвышаясь над плахой, погребенной под ее чудовищным торсом. Оглушительное шипение перешло в тихий грустный присвист, какой могла бы издавать семейка дремлющих питонов; наброситься на меня или хотя бы дотянуться чудовище не пыталось. Впервые с поступления на службу я столкнулся с неразрешимой профессиональной задачей; полагая, что Коммориом остался без царя, судебной системы, стражников и населения, я наконец принял решение покинуть обреченный город и последовал за остальными.
Плен в созвездии Змеи
Глава I
– Очевидно, – сказал капитан Вольмар, – эта планета относится к типу Меркурия. Одна ее сторона всегда обращена к солнцу, другая погружена в вечную ночь; хотя, возможно, присутствует незначительное суточное вращение. Как мы видим, одно полушарие занимает жаркая пустыня, другое покрыто льдом и слежавшимся снегом. Исключение – сумеречная зона, где мы совершили посадку.
Восемь месяцев капитан Вольмар и его люди путешествовали в эфире, стремясь обойти всю Вселенную, и наконец ощутили необходимость размять ноги где-нибудь на твердой почве. Теснота на борту «Алкионы», однообразие непрерывного полета в космической темноте и пустоте, где расстояния отмечают только редкие верстовые столбы далеких солнц, планетных систем и туманностей, измотали всех, даже убежденного аскета Вольмара. Все сообща решили, что не помешает отдохнуть на какой-нибудь планете. За пять лет пути они уже несколько раз устраивали такие передышки.
Когда было принято это решение, корабль как раз приближался к небольшой безымянной звезде в созвездии Змеи. Конечно, при ней могло и не быть планетной системы, но вскоре с помощью телескопов-рефлекторов космические путешественники обнаружили четыре планеты, движущиеся по сильно различающимся орбитам. В данную минуту ближайшая к звезде планета была ближе всего и к «Алкионе», да и ее своеобразный облик привлек внимание команды.
Между пустынями солнечной стороны и ледниками, тускло мерцающими на ночной стороне под лучами двух крошечных лун, виднелась темная полоса, огибающая всю планету от полюса до полюса; можно было предположить, что в этой зоне имеется растительность. Облака и испарения над этим сумеречным поясом доказывали существование атмосферы. Корабль опустился на планету. Капитан Вольмар, первый помощник Джаспер, Ровертон и другие члены команды осторожно выбрались из люка, предварительно определив температуру и химический состав наружного воздуха.
Температура оказалась умеренной – около шестидесяти градусов[4]. Но поскольку в составе атмосферы обнаружили два неизвестных газа, все надели дыхательные маски и запаслись баллонами с кислородом. Вооружившись также автоматическими пистолетами, команда двинулась вперед по незнакомой местности.
«Алкиона» стояла на ровной верхушке невысокого холма. Почва здесь напоминала грубый торф светло-голубого оттенка. Растительность, которой она была покрыта, напоминала не траву, а скорее нечто вроде тоненьких ветвящихся грибов или лишайников, ничем не прикрепленных к почве и легко крошащихся под ногой.
Окрестности было неплохо видно в сумерках, чуть разбавленных лучами двух лун, одной в виде полумесяца, другой – приближающейся к полнолунию. Вдали на фоне угасающего шафранного заката, постепенно переходящего в густую зелень небес, виднелась гряда округлых холмов, похожих на курганы и перемежающихся острыми доломитовыми столбами. В небе уже проглядывали редкие звезды и даже виднелись другие планеты системы.
Земляне подошли к краю площадки на вершине холма. Склон его полого спускался к равнине, поросшей темными растениями, которые команда наблюдала из космоса.
Растительность пестрела множеством оттенков – лиловых, синих, малиновых, от самых бледных до темных. По высоте растения варьировались от невысоких, вроде кустов, до могучих деревьев – хотя с привычными земными деревьями они не были схожи ничем, кроме размера. Кое-где низкорослые растения отделились от общей массы, словно авангард поднимающегося на холм войска. Утолщенные у основания, они сужались кверху, будто перевернутая морковка, и от этого общего ствола отходили в стороны раздутые ответвления причудливее любого кактуса. Нижние ветви упирались в
