В Петербурге 3 мая 1917 года появился еще один из главных героев революционной драмы — Лев Давидович Троцкий (Бронштейн), лидер межрайонцев. Он родился за 38 лет до революции в Херсонской губернии в семье зажиточного землевладельца. Закончил реальное училище в Николаеве, поступил вольнослушателем на физико-математический факультет Новороссийского университета в Одессе, но так и не закончил его. Один из организаторов «Южно-русского рабочего союза», в 1898 году он был арестован, два года провел в тюрьмах, а затем был сослан в Восточную Сибирь. В 1902 году бежал из ссылки, нелегально уехал за границу, в Лондоне познакомился с Лениным и Плехановым. На II съезде РСДРП поддержал меньшевиков. В разгар революционных событий 1905 года Троцкий вернулся в Россию, где встал на самые радикальные позиции. Он был величайшим агитатором, способным зачаровывать аудитории. «Я считаю Троцкого едва ли не самым крупным оратором нашего времени, — утверждал другой межрайонец Луначарский. — Я слышал на своем веку всяких крупнейших парламентских и народных трибунов социализма и очень много знаменитых ораторов буржуазного мира и затруднился бы назвать кого-либо из них, кроме Жореса (Бебеля я слышал только стариком), которого я мог бы поставить рядом с Троцким. Эффектная наружность, красивая широкая жестикуляция, могучий ритм речи, громкий, совершенно не устающий голос, замечательная складность, литературность фразы, богатство образов, жгучая ирония, нарядный пафос, совершенно исключительная, поистине железная по своей ясности логика…»[1378]

Авторитет и красноречие оказались достаточными для избрания его председателем Петербургского Совета рабочих депутатов. Когда Совет разогнали, Троцкий оказался в тюрьме. Но бежал с этапа в Сибири, жил в Вене и в Париже, где вел кампанию за замирение враждовавших социал-демократических течений. С небольшой группой своих сторонников с 1908 по 1912 год издавал в Вене внефракционную газету «Правда». Именно за свое «примиренчество» он заслужил тогда от Ленина ярлык «Иудушки». В 1916 году как интернационалист и противник войны Троцкий с семьей был выслан из Франции — в Испанию, а оттуда — в Соединенные Штаты, куда прибыл на Новый, 1917 год. В США было много групп троцкистов, одна из них даже написала для правительства Венустиано Каррансы в Мексике первую в мире конституцию с советской формой государственного устройства. В Нью-Йорке Троцкий печатал статьи в социалистическом журнале «Новый мир». Не бедствовал: «в нью-йоркской квартире Троцкого были холодильник и телефон… Иногда они ездили в автомобиле с шофером»[1379].

«Чуть ниже среднего роста, с очень нежной кожей, желтоватым цветом лица и голубыми, но не крупными глазами, которые порой смотрят очень дружелюбно, а в иные моменты метают молнии и становятся чрезвычайно повелительными; на большом оживленном лице отражаются сила и величие мысли; непропорционально маленький рот; изящная, мягкая, женственная рука»[1380], — описывал его внешность немецкий журналист. «Я представлял себе Троцкого брюнетом, — добавлял Федор Иванович Шаляпин. — В действительности это скорее шатен-блондин со светловатой бородой, с очень энергичными и острыми глазами, глядящими через блестящее пенсне»[1381].

После Февраля Троцкий, как мы знаем, устремился в Россию, в чем встретил понимание правительства Соединенных Штатов, но не Великобритании. Он был задержан британскими властями в Канаде. Но российский МИД за него заступился. Константин Набоков подтверждал: «По телеграфу из министерства иностранных дел посольству дана была инструкция просить об освобождении от ареста (в Галифаксе) и пропуске в Россию Троцкого. Зная Троцкого по его деятельности в Америке, английское правительство недоумевало: «Что это — злая воля или слепота?»[1382] Милюкову пришлось позднее оправдываться за то, что он «пропустил» Троцкого. «Я действительно настоял у англичан, у которых он был в «черном списке», чтобы они его не задерживали. Но обвинявшие меня забывали, что правительство дало общую амнистию. К тому же Троцкий считался меньшевиком — и готовил себя для будущего. За прошлые преступления нельзя было взыскивать»[1383].

Его приезд наэлектризовал Петроград не меньше, чем возвращение Ленина, а может, и затмил его. Лидер большевиков уже был поглощен оргработой, а импозантный Троцкий гремел на митингах по всему Петрограду.

Церетели описывал первое появление Троцкого на трибуне Петросовета. «В этом первом выступлении сказалась разница между его характером и характером Ленина. Ленин нечасто выступал перед демократической аудиторией, враждебной его взглядам. Но когда ему приходилось это делать, он делал это в резкой и непримиримой форме, идя вразрез с общим течением и не стесняясь вызывать самую враждебную реакцию со стороны слушателей… Троцкий, тоже впервые после приезда излагавший свои взгляды, построил свою речь так, чтобы по возможности избегнуть резкого столкновения с собранием. Ударным пунктом своей речи он сделал не критику коалиции, а приветствие русской революции, указание на ее мировое значение… Только после этого начала, встреченного общими аплодисментами, Троцкий отметил, что считает коалиционную политику ошибкой, буржуазным пленением Совета… Несмотря на эти предосторожности, критика Троцкого была встречена аудиторией очень холодно и перерывалась возгласами: «Это мы слышали от большевиков», «нам нужна демократия, а не диктатура»[1384].

Возвращались и коллеги Троцкого по межрайонной группе, среди которых и такие популярные революционеры, как Адольф Абрамович Йоффе, Моисей Соломонович Урицкий, Давид Борисович Рязанов (Гольденбах), Дмитрий Захарович Мануильский, Константин Константинович Юренев, Лев Михайлович Карахан и другие.