– Я попытаюсь, – ответил Амит.

– Вот видишь? – со сдержанным ликованием обратился Бернардо Лопес к Анне-Марии, отложившей в сторону свой блокнот. – Вопросы, не имеющие ответа, вовсе не являются таковыми на Востоке. Felix qui potuit rerum cognoscere causas[287], а когда это относится к целому народу, невольно проникаешься к нему восхищением. В самом деле, когда я прибыл сюда год назад, меня посетило чувство…

Тут вошел Бахадур и сообщил Амиту, что Бисвас-бабу́ дожидается его в кабинете отца.

– Прошу прощения, ваше превосходительство, – сказал Амит, поднимаясь, – коллега моего отца уже прибыл, и я вынужден вас покинуть. Однако я всерьез обдумаю ваши слова. Глубоко почтен вашим визитом, и спасибо за такой прекрасный вопрос.

– И я тоже, молодой человек, хотя «молодой» здесь означает лишь то, что Земля обогнула Солнце меньше раз с момента вашего начатия… э-э… зачатия, нежели моего (а это ведь ни о чем не говорит, верно?), я тоже запомню итог наших дружеских измышлений и буду возвращаться к нему «в сладкий час покоя иль думы одинокий час»[288], как пожелал выразиться великий поэт Озерной школы. Поразительные и могучие чувства, каковые одолевали меня в ходе этой короткой беседы, вознесшей дух мой от незнания к знанию (впрочем, действительно ли можно считать это движением вверх? Вероятно, даже времени не под силу ответить на этот вопрос, если времени вообще под силу отвечать на наши вопросы), я буду лелеять и вспоминать до конца дней своих.

– Да, мы вам очень обязаны, – сказала Анна-Мария, убирая блокнот в сумочку.

Большой черный автомобиль понес их, уже никуда не опаздывающих, прочь, а Амит стоял на крыльце и медленно махал им на прощанье.

И хотя в поле его зрения попал белый кот Пухля, которого вел на шлейке дедушкин слуга, Амит не проводил его взглядом, как обычно.

Болела голова, общаться ни с кем не хотелось. Но Бисвас-бабу́ пожелал его видеть – вероятно, чтобы в очередной раз уговаривать заняться правом, – и Амит понимал, что не следует вынуждать престарелого папиного секретаря, которого в семье любили и уважали, долго куковать (а точнее, по его обыкновению, трясти поджилками) в одиночестве.

7.18

Амит очень хорошо говорил по-бенгальски, а вот Бисвас-бабу́ по-английски – не очень, что несколько усложняло общение. Сразу после приезда Амита из Англии («облеченного лаврами», как выразился старик) Бисвас потребовал, чтобы тот говорил с ним исключительно по-английски. Остальные Чаттерджи удостаивались такой привилегии лишь изредка и по особым случаям. Амит всегда был его любимцем и заслуживал особого обращения.

Несмотря на летнюю жару, Бисвас-бабу́ был одет в курту и дхоти, а рядом на полу стояли зонт и черный портфель. Бахадур принес ему чашку чая, и теперь старик задумчиво размешивал сахар, оглядывая комнату, в которой служил столько лет – сперва деду Амита, а потом его отцу. Когда Амит вошел, он встал.

Почтительно поприветствовав Бисваса-бабу́, Амит сел за большой отцовский стол красного дерева. Бисвас-бабу́ устроился напротив. Расспросив друг друга про самочувствие родных и близких и убедившись, что никакая помощь ни тому ни другому не нужна, оба умолкли.

Бисвас-бабу́ затем взял понюшку табака, положил немного в каждую ноздрю и втянул. Что-то явно не давало ему покоя, но он не решался об этом заговорить.

– Ладно, Бисвас-бабу́, я, кажется, знаю, что тебя привело, – сказал Амит.

– Правда? – испуганно и виновато переспросил старик.

– Вынужден сразу тебя расстроить: увы, твои доводы на меня не подействуют.

– Нет? – Он подался вперед, и колени его мелко затряслись.

– Бисвас-бабу́, я ведь все понимаю. Тебе кажется, что я подвожу семью.

– Да?

– И дед, и отец все делали как надо, а я вот взял и не пошел по их стопам. Ты, вероятно, находишь это странным. Понимаю твои чувства.

– Не то чтобы странным… Просто ты малость припозднился. Наверное, хочешь ковать косу, пока горячо, как говорится. Поэтому я и пришел.

– Ковать косу? – удивился Амит.

– Однако Минакши уже пробурила дорожку, пора и тебе по ней пойти.

Внезапно до Амита дошло: Бисвас-бабу́ пришел говорить с ним не о профессии, а о браке! Он засмеялся:

– Так вот оно что, Бисвас-бабу́! Вот что не дает тебе покоя! И ты решил обсудить это со мной, а не с моим отцом.

– С твоим отцом я это уже обсудил – еще год назад. Прогресса не вижу.

Голова у Амита по-прежнему раскалывалась, но он не смог сдержать улыбку.

Бисваса-бабу́ это не обидело.

– Мужчина без спутницы жизни – либо бог, либо одинокий зверь. Ты к кому себя относишь? Если, конечно, подобные низшие мысли вообще тебя посещают…

Амит признался, что иногда посещают.

Мало кому удается этого избежать, сказал Бисвас-бабу́. Может, высокодуховные люди вроде Дипанкара и научились избавляться от плотских желаний… Но тем важнее Амиту задуматься о продолжении рода Чаттерджи.

– На Дипанкара надежды нет, Бисвас-бабу́, – сказал Амит. – У него на уме один скотч и санньяса[289].

Бисвасу-бабу́ было не так-то просто заговорить зубы.

– Три дня назад я про тебя вспоминал… Ты уже взрослый – двадцать девять? Тридцать? Сколько бишь тебе? А до сих пор бездетный. Когда ты собираешься порадовать родителей внуками? Ты перед ними в долгу! Даже госпожа Бисвас со мной согласна. Они так гордятся твоими достижениями.

– Ну, Минакши ведь родила им внучку.

По-видимому, Апарна не считалась, поскольку продолжала род Аруна Меры, а не Чаттерджи и к тому же была девочкой. Бисвас-бабу́ покачал головой и с досадой поджал губы.

– Если хочешь знать мое мнение… – начал он и умолк, дожидаясь, чтобы Амит велел ему продолжать.

– Что ты мне посоветуешь, Бисвас-бабу́? – заискивающе спросил тот. – Когда родители пытались познакомить меня с той девушкой по имени Шормиштха, ты высказал отцу свои возражения, и он передал их мне.

– Очень жаль, но ее репутация была запятнана, – сказал Бисвас-бабу́, хмуро глядя на угол стола. Беседа оказалась труднее, чем он ожидал. – Я не хотел, чтобы это стало для тебя неожиданностью… Необходимо было навести справки.

– И ты их навел.

– Да, Амит-бабу́. Может, насчет юриспруденции ты и прав, но про начало взрослой жизни и молодость я знаю куда больше твоего. Порывы трудно сдерживать, и есть опасность.

– Не вполне тебя понимаю.

Бисвас-бабу́ смущенно замолчал, однако, вспомнив о своих обязанностях семейного советника, все же пояснил:

– Дело, конечно, опасное… Если женщина имела связь с несколькими мужчинами, это увеличивает риски. Естественно, – добавил он.

Амит не знал, что сказать, поскольку