Шрифт:
Закладка:
В речи в рейхстаге 30 января 1934 г. Гитлер снова упомянул об этих «элементах». Еще более опасными, чем другие враги национал-социализма, среди которых он счел достойными упоминания в особенности коммунистов, буржуазных интеллектуалов, реакционеров и народных идеологов, находятся «те политические перелетные птицы, которые всегда появляются там, где летом как раз начинается страда. Слабохарактерные субъекты, которые, однако, как истинные фанатики конъюнктуры набрасываются на любое удачное движение и стремятся громогласными криками и поведением на сто десять процентов не допустить вопроса о своем прежнем происхождении и деятельности или дать на него ответ. Они тем опасны, что под маской нового режима пытаются удовлетворить свои сугубо личные, корыстные интересы и становятся настоящей обузой для движения, ради которого миллионы порядочных людей годами приносили тяжелейшие жертвы, никогда даже, может быть, в мыслях не веря в то, что им когда-нибудь воздастся за те страдания и лишения, которые они приняли на себя ради своего народа. Очистить государство и партию от этих назойливых паразитов будет важной задачей, особенно на будущее»[1610].
Гитлер также затронул проблемы привлечения элиты на этапе системы в своей заключительной речи на имперском съезде НСДАП в 1934 г. Важно, предостерегал он, ограничить увеличение числа новых членов партии только теми, кто даст гарантию, что они действительно принадлежат к «тому меньшинству, которое в силу своей большой ценности до сих пор всегда творило историю. Если в прошлом естественная борьба, предъявляемые требования и понесенные жертвы сами производили здоровый отбор и препятствовали тому, чтобы плевелы попадали к зернам, то теперь мы с помощью скрупулезных методов серьезных проверок должны для будущего своими силами обеспечивать такие же меры предосторожности. Ведь когда-то становиться национал-социалистом было опасно, и благодаря этому у нас появились наилучшие бойцы. А вот сегодня оказывается полезным „приобщиться к нашей идеологии, раз она главенствует“, и поэтому мы должны проявлять осторожность в отношении наплыва тех, кто хочет под эгидой нашей борьбы и наших жертв проворачивать дешевые гешефты. Когда-то наши противники заботились о том, чтобы в результате запретов и волн преследований движение время от времени очищалось от той легковесной дряни, которая начинала проникать в него. Сегодня мы должны сами проводить выбраковку и отсекать то, что проявило себя дурным и поэтому внутренне для нас не годится. Великие добродетели самопожертвования, верности и повиновения, а в отношении них раньше через преследования со стороны наших противников нас время от времени подвергали испытаниям, теперь же мы должны подвергать это собственному испытанию. Но тот, кто не выдержит этого испытания, должен от нас уйти»[1611]. Бальдур фон Ширах, молодежный фюрер рейха, а позднее гитлеровский наместник в Вене, оставил воспоминания о том, что Гитлер часто говорил ему, когда движение было еще небольшим: «Я страшусь того дня, когда к нам хлынет огромная толпа»[1612].
Чтобы противостоять опасности заполонения «конъюнктурщиками», Гитлер еще в «Майн кампф» рекомендовал ввести запрет на прием в члены партии, который должен был предотвратить приток оппортунистических элементов в партию после захвата власти. В действительности такой запрет был введен в 1933 г., но только после того, как в партию было принято уже более 1,6 миллиона новых членов. Однако поскольку НСДАП оказалась в ситуации нехватки денег и нуждалась в том, чтобы у нее было много новых, платежеспособных партайгеноссен, то запрет на прием в партию сохранить не удалось, он был временно отменен первый раз в 1937 г., а затем еще раз в 1939 г., что опять же привело к массовому притоку новых членов партии и тем самым к окончательному фактическому прекращению действия принципа элиты[1613].
Столкнувшись с этими трудностями, Гитлер неоднократно возвращался в своих речах к центральной проблеме — по каким принципам должно осуществляться привлечение элиты на этапе системы. 29 апреля 1937 г. он вновь изложил метод привлечения элиты на этапе становления движения, на котором «этот отбор было производить очень легко». В будущем, продолжил Гитлер, «мы должны будем попытаться этот процесс, которому в то время, конечно, благоприятствовала борьба движения за власть, ну и при теперешних обстоятельствах, я сказал бы, как-то с идейной стороны все-таки вести дальше. И вести дальше в том же духе. Мы, конечно, не можем в будущем искусственно создавать себе оппозицию, чтобы нам было видно, кто неустрашим или кто выходит вперед. Но из-за этого у нас ведь нет возможности нормальным образом, через борьбу подыскать, а кто же особо прирожден для этого. Теперь нам следует задействовать что-то другое, и естественный процесс отбора будет ведь у нас в будущем начинаться уже в молодости, то есть у нас получаются две оценки мальчика»: с одной стороны, школьная оценка учителем, однако еще вместе с этим прежде всего оценивание со стороны юнгфолька и гитлерюгенда, где прежде всего проверяются лидерские способности каждого в отдельности. Потенциальные лидеры, воспитанные в гитлерюгенде, затем, по словам Гитлера, будут вновь «[подвергаться] очень жестким испытаниям, и самым первым испытанием является испытание на обладание мужскими достоинствами, личными мужскими достоинствами, ибо у меня вызывает протест представление о том, что слабаки, прячущиеся вечно под зонтиком, когда-нибудь способны стать политическими вождями». Прежде всего необходимо сделать героизм основой процесса отбора, чтобы было гарантировано, «что политическое руководство состоит сплошь из неустрашимых людей, которые также лично отважны. И вот тут у нас теперь тоже есть возможность проверки для будущего. Мне скажут: „Ну, послушайте, вот ведь человек все же сможет стать политическим лидером в будущем когда-нибудь, хотя у него раньше не хватило смелости прыгнуть с парашютом или сделать что-то в этом роде“. На эти слова я должен сказать: „Нет, нет, нет, нет! Нет и нет! Я ничего не имею против этого человека; как по мне, то он может стать лидером какого-то объединения кондитеров или что-то в этом роде, я ничего против этого не имею. Но политическим лидером он будет только в том случае, если он неустрашим“. Когда был период борьбы, я мог подвергнуть его испытанию по-другому. Тогда я мог сказать: „Иди прямиком