добиться высокой заработной платы, оплачиваемых отпусков и дополнительных льгот, почти неизвестных в довоенные годы. К 1949 г. профсоюзы были распространены в обрабатывающей и сырьевой промышленности и почти 30 % канадских промышленных рабочих обладали профсоюзными билетами.

Каким бы невероятным это ни казалось, послевоенная Канада превратилась в развитое социал-демократическое государство. Охватывающие все население социальные программы, сильное профсоюзное движение и государственное обязательство создать рабочие места и устранить региональное неравенство завершили начатую в 1930-х гг. эволюцию. Это стало возможным благодаря опыту военного времени и послевоенному процветанию. Действиями ФКС и молодого напористого премьер-министра провинции Томми Дугласа Саскачеван был спасен от банкротства и превратился в лабораторию социальных инноваций. Другие провинции оставались более традиционными. Растущие доходы они направляли на строительство автомагистралей, школ или больниц для нужд быстро увеличивающегося населения. Инициативы шли от Оттавы.

Процветание Канады, как всегда, зависело от торговли. Индустриализация увеличила зависимость Канады от иностранного капитала, высококвалифицированных профессионалов, специализированного производства и не имевшегося в стране сырья. Послевоенный же мир, в свою очередь, нуждался во многом из того, что могла произвести Канада. Оплата, разумеется, была особой статьей. Программа ленд-лиза, которую Вашингтон проводил во время войны, с наступлением мира сразу прекратилась. В 1945 г. Великобритания и все прочие обанкротившиеся, разоренные союзники по антигитлеровской коалиции столкнулись с жестким американским требованием заплатить[418]. В Вашингтоне бизнес был просто бизнесом. В Оттаве же, отчаянно нуждавшейся в рынках сбыта, бизнес был сложнее. Иностранным покупателям немедленно предоставлялся кредит в 2 млрд долл., который в расчете на душу населения оказывался куда более щедрым, чем профинансированный Соединенными Штатами План Маршалла 1948 г.

Кредитная схема Оттавы была политикой четко обозначенных норм. Чем больше товаров Канада производила на экспорт и для внутреннего потребления, тем больше должна была импортировать из США. Промышленные товары канадских фабрик зачастую были отягощены компонентами американского происхождения. Благоприятный торговый баланс от 250 до 500 млн долл. в послевоенные годы служил слабым утешением, когда Канаде приходилось продавать в кредит, а расплачиваться твердой валютой — долларами США. В 1947 г. послевоенный валютный запас страны сократился с 1,5 млрд до 500 млн долл. и продолжал таять со скоростью 100 млн долл. в месяц. Премьер-министр У.Л. Маккензи Кинг в это время находился в Лондоне на свадьбе принцессы Елизаветы, а созвать парламент в его отсутствие было невозможно. Вместо этого министр финансов просто ввел валютный контроль и запретил любой импорт из США, который сам К.Д. Хау и его чиновники сочтут ненужным. Канадцы, которым хотелось свежих овощей, той зимой могли лакомиться лишь капустой или турнепсом. Народ роптал и подчинялся. Парламент проявлял нерешительность.

Кризис миновал. Нарастающая «холодная война» между Соединенными Штатами и Советским Союзом и их союзниками вскоре направила инвестиционные американские доллары в Канаду. В момент растущих валютных проблем незамеченной осталась 134-я попытка компании «Империал Ойл» пробурить скважину в окрестностях Эдмонтона, давшую 13 февраля 1947 г. фонтан нефти. Скоро новая отрасль обеспечила жителей Альберты высокодоходной статьей экспорта и помогла на миллионы долларов снизить стоимость канадского импорта. В 1948 г. в своем новом Плане Маршалла помощи зарубежным странам конгресс США возобновил для Канады большинство преимуществ, которыми оба соседа пользовались согласно соглашению в Гайд-Парке 1941 г. Коль скоро Европу следовало спасать от коммунизма, то бизнес не мог оставаться просто бизнесом. Канада стала также ближайшим и самым безопасным источником полезных ископаемых, от никеля до урана, которыми американские органы стратегического планирования хотели запастись на случай, если «холодная война» станет «горячей».

Экономический кризис 1947 г. и его последствия являлись сигналами, если таковые требовались, того, что теперь процветание Канады полностью зависит от Соединенных Штатов. Талантливый экономист Джон Дойч, сын фермера из Саскачевана, убеждал своих коллег — государственных служащих — в том, что пришло время проверить теорию практикой. Если таможенные тарифы — зло, их следует отменить. На некоторых министров-либералов аргументы Дойча в пользу свободной торговли между Канадой и США производили впечатление, но премьер-министр был более осторожен. Защита взаимности — вариант свободной торговли, сторонником которого был Уилфрид Лорье, — стоила Уильяму Лайону Маккензи Кингу на выборах 1911 г. места в парламенте. Хорошая память и нарастающее беспокойство по поводу американского доминирования вынудили его в конечном итоге наложить на проект вето. Он даже пошел дальше. Накануне отказа от власти в 1948 г. он предупредил коллег, что если вопрос о подобной схеме будет еще хоть раз поставлен на рассмотрение, он вернется из отставки, только чтобы провести кампанию против собственной партии. Свободная торговля была снова «заморожена»[419].

Как бы там ни было, но континентальная интеграция стала реальностью. Одним из ее признаков послужило решение ньюфаундлендцев войти в состав Конфедерации в 1949 г. Доводы популярного радиоведущего Джоуи Смолвуда, подкрепленные процветанием материковой части Канады, взяли верх над концепцией «независимой бедности»[420]. Аналогичное влечение вся Канада испытывала к Соединенным Штатам. Торговые барьеры, гордо воздвигавшиеся политическими деятелями, от Джона А. Макдональда до Ричарда Б. Беннетта, быстро рухнули, когда после войны Канада подписала Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), ставшее попыткой западных держав ликвидировать торговые барьеры — основной фактор Великой депрессии. Но и без таможенной стены американским корпорациям было легко обосновать строительство в Канаде своих дочерних заводов и инвестиции в устойчивый и постоянно растущий рынок. Британский капитал финансировал развитие канадского транспорта по линии Восток — Запад; американскими деньгами с 1920-х гг. оплачивались связи с Севером. Пилоты маленьких самолетов открыли геологоразведчикам доступ на Канадский щит. В послевоенные годы вертолеты и технология дистанционных исследований расширили области изысканий. Две мировые войны истощили богатые залежи красного железняка (гематита) в Месаби-Рейндж, в Миннесоте[421]. С 1894 г. канадские геологи знали о сопоставимых по величине запасах руды в труднопроходимых внутренних районах Квебека и Лабрадора, но чтобы добраться до них, нужно было потратить полмиллиарда долларов. Для жителей Канады это было слишком дорого, однако к концу 1940-х гг. у американских производителей стали уже появились и деньги, и мотивация. В 1951–1954 гг. усилиями 7 тыс. человек от Сет-Иля (известного также как Севен-Айлендс)[422], стоящего на реке Св. Лаврентия, через 2 туннеля и 17 мостов была проложена железная дорога на север — к Шеф-фервиллю — городу, возникшему в результате экономического подъема. Протяженность дороги, заходящей далеко в центр квебекской части полуострова Лабрадор, составила 576 км (358 миль).

Годами канадцы и американцы обсуждали достоинства углубленного водного пути по реке Св. Лаврентия (будущего Морского пути Св. Лаврентия. — Ред.), но лоббисты развития железных дорог и судоходства в районе побережья Атлантики опасались конкуренции, а конгрессом США управляли именно они. Канада еще не могла позволить себе действовать в одиночку. Послевоенное процветание и лабрадорская железная руда вселили в канадцев новую веру. В