* * *

Вот и все. Вот они — мы. Это будет нашей нормальностью во веки веков, больше никаких шокирующих открытий и никаких признаний. Два идеальных шрама на его безумно идеальном животе являются постоянным напоминанием о нашем совместном путешествии, но неустанный блеск счастья в его потрясающих зеленых глазах является постоянным напоминанием о том, что у меня все еще есть этот мужчина.

И всегда будет.

Эпилог

Проклятье, как долго я буду вынужден терпеть атаку на свой дом, на моих жену и детей? Слишком чертовски долго, вот сколько. Возможно, несколько часов. Надо выхватить у гостей подарки, кинуть им кусок торта, а затем захлопнуть дверь у них перед носом. Улыбаюсь про себя, представляя лицо Элизабет, если бы я сделал именно так. Меня ждут мучения, и, чтобы посыпать солью раны моего угрюмого настроения, в этом году к нам еще приглашены школьные друзья. И их матери — множество женщин, которые приняли предложение Авы остаться, если захотят. И, конечно, они захотели.

Звук моих тяжелых шагов раздается на лестнице, когда я спускаюсь на нижний этаж нашего прекрасного маленького поместья, по пути застегиваю рубашку и кусаю губу, пытаясь придумать любой предлог, чтобы избежать праздника. На ум ничего не приходит. Моим малышам сегодня исполняется пять лет, и даже папина удивительная тактика ведения переговоров не убедит их в том, что вечеринка — плохая идея, — не теперь, когда они обзавелись собственным мнением. Я пытался все последние четыре года и терпел сокрушительную неудачу, но только потому, что моя прекрасная жена всегда вмешивалась от их имени. Хотя я знаю, что в этом году, если бы я остался с ними наедине, смог бы чем-нибудь их отвлечь. Может, очередной поездкой покататься на лыжах?

Спустившись по лестнице, бросаю быстрый взгляд в зеркало и улыбаюсь. С каждым днем я выгляжу все лучше. Я по-прежнему в прекрасной форме, и она все еще не может устоять передо мной. Жизнь чертовски хороша.

— Папочка!

Я поворачиваюсь, и мои твердые мышцы превращаются в желе при виде моего малыша, сбегающего вниз по лестнице, его темно-русые волосы в беспорядке обрамляют красивое маленькое личико.

— Привет, именинник.

Симпатичный маленький плут бросается на меня, сверкая зелеными глазами.

— Ух! — Я смеюсь, когда он врезается в меня и взбирается по моему телу.

— Угадай, что? — спрашивает он, широко распахнув глаза от волнения.

— Что? — Я не притворяюсь заинтересованным. Мне действительно любопытно.

— Бабуля Лизабет сказала, что сегодня мы можем переночевать у нее дома. Завтра она поведет нас в зоопарк!

Пытаюсь скрыть хмурый взгляд и соответствовать его волнению.

— Бабуля Лизабет живет слишком далеко, а папе нравится самому водить вас в зоопарк. — говорю я, закидывая его себе на плечи и поворачиваясь обратно к зеркалу. — Видишь, какие мы красивые?

— Знаю, — легкомысленно отвечает он, заставляя меня улыбнуться. — Бабуля и дедуля живут в десяти минутах езды отсюда. Я засекал время на мамином телефоне.

Мне быстро напоминают, что моя дорогая свекровь действительно живет в десяти минутах езды. Красоты Ньюки не могли удержать Элизабет и Джозефа вдали от их внуков — или, точнее, от моих детей.

— Эй, я тут подумал, — предпочитаю сменить тему или тактику отвлечения — что угодно. — Нужно снова покататься на лыжах.

Я говорю глупо восторженным голосом, надеясь поймать его на крючок.

— Мы уже договорились об этом. — Его маленькие ручки лежат на моем лбу, прикрывая нахмуренные брови, которые только что сошлись вместе.

— Да?

— Да, мама так сказала, и еще сказала не слушать тебя, если ты попытаешься отговорить нас от нашей вечеринки.

Мои плечи опускаются, и я делаю мысленную заметку применить трах-возмездие к коварной маленькой искусительнице.

— Маме для этого нужны папины деньги, — беззастенчиво сообщаю я.

— Почему ты не хочешь, чтобы мы устраивали вечеринку, папочка? — Его маленький лобик хмурится, как у меня, и я мгновенно чувствую себя мешком дерьма.

— Я хочу, приятель. Мне просто не нравится делиться вами, — признаюсь я.

— Ты тоже можешь поиграть с нами. — Он наклоняется и целует мою небритую щеку. — Мамочка будет довольна.

— Почему? — Я знаю, почему она будет довольна. Она обставила меня. Устрою ей два траха-возмездия — один за ее дерзость, другой за ее самодовольство.

— Потому что ты не побрился. — Он несколько раз водит ладошкой вверх и вниз, и я улыбаюсь своему красивому маленькому мужчине, прежде чем направиться на кухню.

Останавливаюсь в дверях и провожу несколько мгновений, упиваясь видом моего ангела, лихорадочно помешивающего в большой миске какое-то коричневое месиво, я увлечен округлостью ее идеальной задницы. Чертовски идеальной. Мой маленький мужчина не настаивает, чтобы я двигался вперед. Он счастливо сидит у меня на плечах, ожидая, когда его зачарованный отец продолжит движение. Он привык, что я грежу наяву, особенно когда рядом его мамочка. Ни хрена не понимаю, что я сделал, чтобы заслужить эту женщину и этих прекрасных деток, но не собираюсь спорить с судьбой, уготованной мне богами.

— Черт! — ругается Ава, когда капля шоколада взлетает и приземляется на ее оливковую щечку.

— Мамочка! Следи за своим языком!

Она резко поворачивается, вооруженная деревянной ложкой, обмазанной шоколадом, и хмуро смотрит на мое ухмыляющееся лицо, прежде чем обратить свои большие карие глаза на нашего сына.

— Прости, Джейкоб.

Моя ухмылка становится шире, а ее хмурый взгляд усиливается. Я безумно самодовольный и заплачу за это позже. Она не может разыгрывать дерзкую маленькую соблазнительницу, когда рядом дети, и мне это нравится.

— Что готовишь, детка? — спрашиваю, снимая Джейкоба с плеч и усаживая его на табурет. Протягиваю ему свой телефон, чтобы он поиграл, прежде чем направиться к холодильнику и взять банку «Sun-Pat».

— Стаканчики с арахисовым маслом. — Она взволнована, но я не предлагаю помочь. Я дерьмово готовлю и только сделаю все хуже. В следующем году точно отправимся кататься на лыжах.

Встав позади нее, смотрю в миску и думаю, скольких банок с арахисовым маслом лишился. Она пыталась приготовить десерт миллион раз, но не могла сравнится со знаменитыми стаканчиками моей мамы, благослови ее Господь.

— Сколько моих банок ты потратила на это? — спрашиваю я, прижимаясь к ее спине и не упуская возможности коснуться ее шеи губами. Она слишком хорошо пахнет.

— Две. — Она отодвигает миску. — Я хочу, чтобы Кэти вернулась.

Я смеюсь и разворачиваю ее, толкая к столешнице, деревянная ложка пролетает перед моим лицом.