Шрифт:
Закладка:
– Ну уж и пропала! У нас же ничего не пропадает. – И она опять засмеялась своим деланым смехом. – А как же ее зовут?
– Ее зовут Евгенией.
– Ну! Дальше.
– Евгенией Павловной Самбуновой…
– Самбуновой?.. Самбуновой… Это что ж: легальное или нелегальное имя?..
– Я не знаю, что значит «легальное» или «нелегальное»?..
– Ах ты, невинный младенец! – всплеснула она руками, засмеялась и хлопнула меня по руке своей записной книжкой.
– Постой, – сказала она, вставая. – Я, может быть, найду твою Самбунову… Погоди только немного.
Она порывисто поднялась с дивана и направилась за перегородку; но, сделав два шага, остановилась и так же порывисто подошла ко мне, наклонилась и спросила шепотом:
– А что, хороша эта Самбунова?.. Тебе нравится? Это невеста, что ли, твоя?.. А?..
– Она хороша… но не невеста моя…
Она пристально посмотрела на меня и погрозила мне пальцем.
– О! Собачатник!.. Так это ты за ней прискакал в Петербург?!
– Нет! Не за ней…
– Ну! Уж я знаю, что за ней!.. Не притворяйся!!
И она быстро прошла за драпировку. Довольно долго возилась там, что то отпирала, выдвигала, задвигала и вернулась ко мне полуодетая. Она сбросила платье и теперь явилась в полосатой юбке, закутанная легким серым пледом. В руках у нее была целая пачка маленьких листиков, скрепленных кнопиками, с алфавитом букв на полях. Она развернула листики на букве «С» и отыскала фамилию.
– Евгения Самбунова? – спросила она. – Так ведь имя твоей дульцинеи?
– Совсем не дульцинеи, а просто… доброй знакомой.
– Ну! Вот-вот, твоя «добрая» знакомая живет под именем Марии Крюковой, – а где именно живет и с кем живет – этого я теперь сказать тебе не могу… а завтра – да! Завтра… я это узнаю.
И она опустила листки в карман юбки и быстро близко, очень близко подсела ко мне на мягкий диванчик. Притом я заметил, что от нее сильно пахло какими-то крепкими духами.
– Ну! – заговорила она шепотом, наклонясь ко мне. – Покажи мне теперь ее карточку… Я же тебе сказала ее имя и скажу адрес ее, а ты теперь покажи мне ее карточку…
– Да у меня нет никакой карточки.
– Ну это вздор!.. Не может быть… Если ты будешь скрываться от меня… то и я тебе ничего не скажу и не покажу…
– Да, право же, нет у меня никакой карточки.
– Не верю! Покажи же твой портфель, портсигар или записную книжечку… Ну, где ты носишь ее карточку…
И не дожидаясь ответа, она своей маленькой рукой быстро скользнула в боковой карман моего сюртука и так же быстро, ловко, моментально вытащила оттуда портфель, вскочила с дивана и, спрятав руки за спину, захохотала и запрыгала.
XXIII
– Что?! Что?! Теперь ты в моей власти… И я могу узнать все твои тайны… и святые секреты.
– Никаких у меня тайн и святых секретов нет, – сказал я покойно, досадуя на свою оплошность. – Я постоянно держусь и проповедую то правило, чтобы между людьми не было секретов… Не должно быть секретов…
Она не слушала меня и рылась в портфеле.
– А это что за письмо?.. Можно прочесть?..
Я пожал плечами.
– Читай что хочешь… Я тебе говорю, что у меня нет секретов.
Она развернула письмо Лены и с неимоверной быстротой пробежала его.
– Ну! Это твоя святая… – сказала она, складывая его. – А это что такое? – И она вытащила какой-то счет и также пробежала его.
Осмотрев портфель, она сделала недовольную мину и раскрыла второе отделение. В нем лежали деньги. Она пересчитала их.
– Пятьсот восемьдесят три?.. Это все?! И ты с этим вернешься домой?..
– Если не истрачу здесь, то вернусь.
– А если истратишь?..
– То выпишу еще.
Она посмотрела на меня пристально и подсела ко мне.
– Послушай!.. Ты должен… пожертвовать… нам…
– На что?! На ваши планы и замыслы?! Я им не сочувствую.
И вдруг, неожиданно для нее, я быстро выхватил у нее из рук деньги и портфель, спрятал в карман и застегнули сюртук. У нее в руках осталась только одна трехрублевка.
– Как это мило и любезно! – проговорила она и спрятала трехрублевку к себе в карман.
– Так же мило, – сказал я, – как и лазить по чужим карманам и рыться в чужих портфелях…
Она отодвинулась от меня и посмотрела на меня насмешливо.
– Собачатник и собственник!.. – проговорила она. – Милые, симпатичные черты!!
– Я уважаю собственность… это правда…
– Да скажи же, пожалуйста, неужели там у вас, в ваших кружках, все такие… неразвитые субъекты?
– Если ты считаешь неразвитием уважение к собственности, то да! Мы в нашем кружке все такие. Мы избегаем и презираем всякое стеснение своих ближних…
– И равнодушно смотрите, как их теснят другие… Хороши младенцы!..
– Для нас хороши.
Она пристально посмотрела на меня и опять придвинулась ко мне.
– Послушай, – зашептала она, – хочешь, я тебя буду научать и развивать… Давай жить вместе… общими трудами… матримониально…
И она припала к моему плечу. Я хотел отстраниться, но отстраниться было некуда. Я был прижат к ручке дивана. Я хотел отодвинуть ее, но рука моя невольно раздвинула плед и встретила ее голые горячие,
