– Вы устраиваете доброе дело, – сказать он докторально, – но обдумали ли вы глубоко и всесторонне ваше предприятие?

Потом он несколько помолчал, пристально посмотрел на меня и, обратясь к Гесе, сказал:

– Ты бы оставила нас одних с господином (он назвал мою фамилию) и вы тоже, – обратился он к Бейделю, и Бейдель тотчас, с поспешной готовностью, подал руку Гесе и торжественно увел ее в салон.

– Человечность, господин А… есть великое дело, – сказал он задумчиво. – Дело соединения есть святое дело. «И да будет едино стадо и един Пастырь!» Эти святые, великие слова должно всегда помнить человечество…

– Да вы разве христианин?! – вскричал я в изумлении.

Он не вдруг мне ответил.

– Молодой брат мой! – сказал он, положив свою сухую, костлявую и слегка дрожавшую руку на мою руку. – Кто может сказать между нами, что он христианин?.. Кто свободен от всяких предрассудков… и кто блюдет, как святыню, правила премудрых?.. Вы разве христианин?!

Я хотел ответить – да! – и не мог… Вдруг предо мною мелькнул с такой поразительной ясностью весь сумбур тех отношений, которые из каждого человека делают что-то странное, двусмысленное и вовсе не христианина…

«Господи! Как далек наш кружок от чистых и простых христианских общин!» – подумал я.

– Вы молчите, брат мой, – сказал старик, – простите, что я, не зная вас, зову вас моим братом. Но я думаю, что все люди – братья, и только великая, премудрая воля Единого может здесь различать званых от избранных и отвергать сынов погибели… Так или нет?

Я молча согласился и кивнул головой.

ХХVII

– Мы отчасти принадлежим к секте эбионитов, но, во всяком случае, наши верования – прямое наследие секты иессеев, то есть той секты, верования которой так ярко, определенно и сердечно выставил Великий пророк христианства… Вы ведь верите, что все люди – братья и у всех один Отец Небесный?..

– Но вы не верите, – вскричал я, – что Христос – Бог?!

– А разве вы не верите, – спросил он, – что Христос и Бог едино?..

– Да! Я верю, – прошептал я.

– А верите ли вы в свободу Единого Божеского Духа?.. Подумайте, подумайте хорошенько, прежде чем ответите мне, брат мой.

И он потрогал мягко мою руку; потом, взяв ее в свою руку, нежно потрепал ее, смотря мне прямо в глаза своими черными, блестящими, вовсе не старческими глазами.

– Свобода духа, – начал он, помолчав немного и не выпуская моей руки из своей руки, – предполагает свободу любви. Любите все созданное Единым и будьте свободны – вот великое соединяющее учение. И мы свято следуем ему. Свобода духа ведет человека вперед, чрез мрак лжи и насилия; ведет в ту светлую область, в которой сама любовь становится излишней. Там, где нет ненависти, там не может быть и любви. Но, я знаю, что это, молодой брат мой, требует для вас истолкования… Мне кажется, что теперь вы еще не можете этого вместить…

– Я полагаю, – прервал я его – что мы все должны стремиться к истине. Она одна влечет человека вперед, к новому, неизведанному. И Христос сказал: познайте истину – и она освободит вас!

– А что такое истина? – резко спросил он меня, уставив на меня свои глаза, которые, казалось мне, смотрели прямо в душу. И, не дав мне ответить, прибавил: – Истина есть все то, что существует в сущности Единого и в Его эманациях. Знание предполагает истину, но она тогда только лежит в знании, когда оно свободно, когда в нем живет великий дух божественной свободы… Всякое одностороннее знание не есть истина. Это – уродливая истина, остановленная на полпути, это ложь!..

Он замолчал и несколько секунд молча смотрел на меня. Взгляд его мне казался тогда неопровержимым, простым и ясным. Он ошеломил, поразил меня.

– Вот, молодой мой брат, вы видите, что значит единение… Мы тоже работаем для этого великого дела, и вот почему мне очень хотелось видеть вас и переговорить с вами… Может быть, мы сойдемся с вами и цель наша будет едина. Только не упирайтесь ребром в одно христианство… Поверьте, что вы отклонитесь от истины и пойдете в заблуждение… Свобода духа выше любви – а любовь только и возможна там, где дух свободен… Это – великая истина.

И он несколько раз кивнул головой, как будто несомненно подтверждая, что это истина.

ХХVIII

– Послушайте, – сказал я, – может быть, я буду нескромным, если предложу вам один вопрос…

– Нет, молодой мой друг. – И он снова ласково взял меня за руку. – Никогда не думайте, что вы будете нескромным, а старайтесь всегда быть искренним с теми, которые поступают с вами человечно, по-братски.

– Как же я слышу со всех сторон, что еврейство – это исключительная раса, враждебно относящаяся ко всему человечеству, ко всем нашим!

– Напрасно! Совершенно напрасно… Мы, стоящие наверху стремлений всего еврейства… мы смотрим на всех с точки единения духа и свободы мысли и чувства. У нас нет ни кастовых, ни национальных, ни обрядовых перегородок, но вы сами легко поймете, что мы не можем отвечать за всех единоплеменников. Наше единение касается всех наций, но оно проникает только в высшие слои. В них – правда и человечность… А там, внизу – обрядность, предрассудки, фарисейство, книжничество, наконец, расовая и вековая ненависть и фанатизм. Со всем этим, поверьте, мы сильно боремся и за все за это отвечать мы не можем… У нас есть враги, открытые враги, и вы… их знаете. Это и ваши враги, и с ними наша первая и злейшая борьба.

– Но скажите мне, пожалуйста, – перебил я его, – ведь ваша еврейская страсть к золоту, к наживе… ведь это вы, я думаю, не будете отвергать…

– Нет! Напротив, я укажу вам, что