Шрифт:
Закладка:
— Константин Сергеевич, я не могу с ним связаться, — голос у Димки задрожал. — Слушайте, это не шутка какая-то? Вы нас не разыгрываете? Этот модуль не отвечает на наши сообщения и летит прямо на нас! Боюсь, силовое поле не выдержит такого удара.
— Дим, ты все частоты попробовал? Может, на корабле с передатчиком чего случилось… Я сейчас пойду в свой модуль, тоже попробую с ними связаться.
Но ответ я уже не услышал. Всё произошло слишком быстро. Блестящий белый треугольник пронзил наш корабль, вылетев с другой его стороны вместе с металлическими обломками, как пуля при сквозном ранении вылетает из спины с густыми каплями крови. Он попал прямо в низ судна — туда, где находился двигательный отсек. Словно и метился туда. Гигантский жук, спускающийся с неба, накренился на бок и, загоревшись, стал падать на моих глазах. А знаете, — Хайбулов идущий впереди, оглянулся на нас с Ольгой, — мне сложно признаться в этом, но когда я смотрел, как разбитую и бесформенную тушу корабля на земле пожирают языки пламени, я подумал, что в жизни не видел настолько ужасного, но и одновременно такого прекрасного зрелища. В визуальном смысле. В детстве дедушка водил меня на парад, в конце которого показывали салют на набережной реки. Так вот этот салют не идет ни в какое сравнение с тем, что я лицезрел тогда. Огонь был такого цвета странного, фиолетовый с голубым, вид его завораживал. Может это из-за топлива, которое использовал наш двигатель… Не знаю, это, наверно, не важно. Важно, что в том пожаре я потерял всю свою команду. 11 человек. Настоящая катастрофа. И какая злая ирония — они хотели отыскать тут жизнь, а нашли лишь свою смерть.
Хайбулов сделал тяжелый вздох.
— Вы должны были знать некоторых оттуда. Штурман Димка и… Инженер Наташа. Насколько я помню, они уже служили у меня, когда вы стажировались, — сказал он и затих, уткнувшись в свои мысли.
Да, я помнил их. Правда очень смутно. Помнил, что они за люди, даже казалось, что могу вспомнить звуки их голосов, эхом доносящиеся из далекого прошлого, но как я не пытался, не мог восстановить в памяти их лица — только неясные размытые образы, будто смотрю на них издалека.
Мы продолжали вышагивать по белой земле, освещаемой лишь блеклым свечением звездного неба, в окружении длинных отростков, и казалось, что нету конца и края, ни этому лесу, не этой глубокой ночи. После недолгой молчаливой паузы я спросил капитана:
— И что с вами было дальше?
— Я обследовал обломки, но как и ожидалось, не нашел там никого. Мне хотелось похоронить ребят, как они того заслуживают, но огонь выжег всё начисто, не оставив даже их костей, лишь расплавленные груды металла, медленно остывающие на земле среди этих оранжевых стручков. Я был вне себя от горя. Следующую неделю потратил на то, что летал по планете туда-сюда на посадочном модуле, изучал все диапазоны радиочастот, мне нужно было найти тех, кому принадлежал аппарат, погубивший наш корабль. Но как я не искал — их нигде не было, никакого другого судна на MP 1003. Тогда я решил, что они либо хорошо спрятались, либо уже улетели. А вот когда я вернулся сюда в этот лес, на том самом месте, где разбился мой экипаж, я увидел корабль, — Хайбулов ещё раз обернулся на нас. — Представляете? Наш корабль, целехонький! Стоял себе невозмутимо, совсем не разбитый, блестел на солнце своим глянцевым корпусом. Как будто и не было этой ужасной аварии… Я пытался соединиться с ним, но на мои сигналы корабль не отвечал. Недолго думая, я полетел прямо к нему. Приземлиться рядом мне не удалось — стручки обступили судно плотно растущим лесом, и чем ближе они были к кораблю, тем интенсивнее росли. Найдя более-менее открытую местность, я посадил модуль и отправился пешком через эти густые заросли. Добравшись до входного шлюза корабля, я ввел нужный код на входной панели, и — о, чудо! — дверь отворилась, и зайдя в рубку, я увидел своих ребят — живых, здоровых и таких… Беззаботных, что ли.
Внезапно на горизонте появилась сперва тонкая, но постепенно расширяющаяся желтоватая полоса огня — небо начинало потихоньку светлеть. Взглянув на это, Хайбулов опасливо проговорил:
— Так друзья, нам бы поторопиться, рассвет вот-вот уже. До конца леса ещё несколько километров.
Мы стали идти быстрее. Настолько, насколько это возможно — действие обезболивающих, которыми обрабатывала меня капсула последние два дня, походу, заканчивалось, и теперь я сильнее ощущал последствия своего падения, каждый мой шаг отзывался болью, я начал больше хромать. Ольга заботливо взяла меня под руку, пока ведущий нас капитан продолжал свой рассказ:
— Тогда я застал свою команду, занимающуюся обычными рутинными делами. Вот прям слишком обычными, понимаете? Инженеры, как всегда, трудились в машинном цехе, наш биолог Анна суетилась в камбузе, готовила еду, штурман Димка сидел в своей рубке, высчитывал что-то, в общем все вели себя так, будто всё было нормально, будто наш корабль не разбился, и все они не погибли. Я не понимал, что происходит, в моей голове крутились вопросы почему и как. Я пытался задавать их ребятам, спрашивал, помнят ли они про аварию, но ни от кого не получил хоть какого-то внятного ответа. Они были очень приветливы и добры ко мне, с готовностью обсуждали со мной любые темы, касаемые науки, искусства, философии, но стоило мне спросить хоть что-то, связанное с нынешней ситуацией, как каждый член команды реагировал примерно одинаково — они резко теряли ко мне интерес, отворачивались, вели себя так, словно меня не существует. Это продолжалось с каждым буквально по паре минут, затем они снова обращали на меня внимание, но тут же переводили тему беседы на что-то другое, что-то совсем неважное. Начинали вспоминать былое, травили какие-то старые байки…
Я вспомнил свой разговор с Олей, когда лежа в капсуле регенерации, спрашивал её, что случилось с модулем, а она просто молчала, будто и не слышала меня.
— Я провел тогда с ними весь день, так и не добившись никакого объяснения. Ближе к вечеру мы собрались все вместе поужинать в кают-компании. Анна поставила передо мной тарелку риса с куриной грудкой, и только попробовав еду, я осознал, что всё это не по-настоящему. Будто
