с 1958 года взял в свои руки Африку. Сначала возглавлял единственный Африканский отдел, а потом, когда тот «размножился», оставил за собой 1-й, куда входили страны Магриба и франкоговорящие страны Западной Африки. Суммарно он руководил им двадцать восемь лет, за исключением короткой паузы в три года, когда был послом в хорошо мне в дальнейшем знакомом Королевстве Марокко.

Алексей Алексеевич был, я бы сказал, по-настоящему интеллигентным человеком: хорошо образованным, мягким, доброжелательным к людям – в первую очередь к своим сотрудникам. До конца жизни он оставался холостяком, как и мой следующий шеф в Москве Игорь Николаевич Земсков. Хотя, как однажды упомянул последний, по «бабам» (возможно, было употреблено и более вежливое определение) им доводилось ходить вместе. Ну а так, помимо работы, у моего нового начальника было несколько увлечений. Прежде всего, он был филателист – на марки тратил основную часть своего оклада заведующего (да, как сам рассказывал, и посольское жалованье в Марокко в основном ушло на них). Собирал он монеты, была у него хорошая коллекция керамических изделий – даже в туалете его квартиры, в которой я бывал несколько раз, ручной росписи тарелки висели от пола до потолка. Картины он, правда, не собирал – нужды не было. А ими в его большой по тем временам трехкомнатной квартире были увешаны все стены. Прочитал я как-то многомного лет тому назад не то в «Правде», не то в «Известиях» статью под названием «Незаслуженно забытый русский художник». Была она посвящена Алексею Шведову – отцу Алексея Алексеевича. Мне он, в частности, показывал одну из его картин с комментариями: а вот этот персонаж написал Коровин, а вот этот Серов (возможно, я что-то путаю, но имена звучали подобные).

А теперь самое время перейти к моей службе в малийской референтуре. Возглавлял ее Юрий Алексеевич Юкалов – впоследствии посол, заведующий 2-м отделом Африки на момент моего «назначения» послом в Бурунди (надеюсь, и до этого эпизода дело дойдет). Были еще 1-й секретарь Александр Петрович Барышев, наверное, о его служебных перипетиях следует рассказать, что я сделаю чуть позже, и 2-й секретарь Влад Абаршалин, которого, видимо, за какую-то провинность после Дании отправили заниматься Мали. О нем мне запомнилось лишь следующее: в его гардеробе, как выяснилось, имелось десять-двенадцать костюмов. Я, обладатель двух-трех, искренне недоумевал: да зачем же одному человеку столько нужно?

Но вернусь к Саше Барышеву. Вот как выглядят его злоключения в собственном изложении тет-а-тет после пропущенных нескольких рюмочек у меня на кухне. Служил он (это любимый термин, применяемый к артистам театра, ну и у нас тоже им частенько пользуются) в советском посольстве в Вашингтоне. Как-то после очередного приема подошел к своей машине, а там рядышком под открытым капотом мучается симпатичная дамочка. Что-то у нее якобы сломалось. Саша, как настоящий советский дипломат, попытался помочь ей устранить неполадку. Но не преуспел и в итоге галантно предложил подбросить дамочку до дома. Та охотно согласилась, но по дороге, а она случайно оказалась неподалеку от Сашиной квартиры, у нее якобы слегка прихватило сердечко. Надо было срочно принять какие-то лекарства, которые у Саши имелись в доме (повторяю, это его версия, хотя по основной фактуре я ей верю). Короче, очутились они в Сашиной квартире, а через несколько минут стук в дверь. Полиция: к вам, гражданин Барышев, мы ничего не имеем, а вот эту барышню мы наконец-то застукали с поличным. Она профессиональная проститутка, знакомится с приличными людьми, а потом начинает их шантажировать. Ну а к вам у нас никаких претензий нет. Их и не было, но вот какое-то время спустя вышли на Александра Петровича некие люди в штатском и намекнули, что история эта может иметь неприятные для него последствия. Тот все смекнул, ринулся в посольство и во всем покаялся. Из Вашингтона убыл быстренько и оказался в результате в малийской референтуре. Где ему – американисту, да вдобавок еще и доктору исторических наук – было явно скучновато.

Через пару лет он из этой «ссылки» выбрался и занимался аналитической работой в различных подразделениях МИД. А в 1990 году был назначен послом СССР в Гвинею-Биссау. Но и там пробыл чуть более года. В 1991 году открыто поддержал ГКЧП и был немедленно отозван и в министерство больше не вернулся, став профессором Дипломатической академии. Скончался три года назад. Я довольно подробно описал эту историю в качестве иллюстрации того, какие крутые зигзаги случаются в нашем ведомстве. Меня ведь они – правда, другого рода – тоже не миновали. Об этом поведаю позже, а сейчас возвращаюсь к своей службе на африканском поприще.

Работал я на нем ровно год. Хоть и числился весь этот период в малийской референтуре, функции на меня были возложены иные. Шведов, в общем-то, неплохо владел французским языком, но все же не в такой степени, чтобы вести серьезные разговоры с иностранными собеседниками. Ему нужен был переводчик, коим я вскоре и стал. Справлялся с этими обязанностями вроде бы неплохо, так как потом меня стали подключать к этой деятельности и на более высоком уровне. Конечно, официальные переговоры Андрея Андреевича Громыко с африканскими коллегами мне переводить еще не доверяли, но на протокольных обедах с их участниками довелось это делать неоднократно. Но были случаи и участия во встречах более высокого уровня. Об одном хочется рассказать поподробнее.

Прилетел в Москву высокопоставленный представитель алжирского руководства (довольно крупная шишка) и запросился на личную встречу с председателем Совета Министров Алексеем Николаевичем Косыгиным. Тот согласился его принять. МИД, разумеется, подготовил необходимые материалы к беседе по всем вопросам, которые могли бы быть затронуты. Главным «дискуссионным» из них была задолженность алжирской стороны за поставки наших вооружений, хотя и весь остальной спектр двусторонних отношений был отражен. А переводить отправили меня.

Мандражировал я, естественно, изрядно, но до первого контакта с Алексеем Николаевичем. Меня провели в большущий пустынный кабинет, куда вскоре вошел и премьер. «Вы из МИД'а? – спросил он. – Переводить мне будете? Присаживайтесь, сейчас подойдет и визитер». Что через минуту и случилось.

Косыгин с алжирцем сели друг против друга, а я рядом в торце стола. Что меня сразу поразило: Алексей Николаевич не взял с собой никаких наших справочных материалов! Сидел, положив пустые руки на стол. Началась беседа, как и положено, с выступления иностранного гостя, который излагал свои просьбы, мотивируя их различными математическими выкладками. Речь, в частности, шла о поставках запчастей к авиационной технике, но и другие проблемы были затронуты. Косыгин все это внимательно выслушал, а потом скрупулезно, с точными цифрами