Шрифт:
Закладка:
Ну, и что ж тут поделаешь? Мама поохала немного и обратилась к отцу: Миша, ведь у тебя есть много высокопоставленных знакомых в МИД'е, может, позвонишь кому? Отец только молча, не сказав ни слова, посмотрел на нее. Ну что ж, вздохнув, сказала мама, значит, поедешь в Мали. Поехал, а точнее полетел в Бамако – по крайней мере туда регулярно отправлялись прямые рейсы «Аэрофлота». Случилось это историческое событие в августе 1965 года. Назначен я был по штатскому расписанию посольства – переводчиком (сейчас, по-моему, таких должностей вроде бы и нет), но официально именовался – шеф протокола. Звучит, конечно, красиво, только вот у «шефа» должен быть хоть один подчиненный, а у меня были только начальники. Начнем с главного – посла, коим тогда был Иван Александрович Мельник.
Был он «карьерным» дипломатом тех времен – закончил Высшую партийную школу, а потом встал на международную стезю. Работал в Польше, Люксембурге и затем стал послом в Мали (позднее занимал тот же пост в Камеруне). Ну что поведать об Иване Александровиче? Жена к нему за тот короткий период, что я служил под его началом (до декабря 1965 года), в Бамако не приезжала. И я был крайне удивлен, когда вскоре после моего приезда меня предупредили: жди посла на ужин – он ко всем вновь прибывшим обязательно ходит. Так и случилось. Чем я его потчевал, сейчас и припомнить не могу. Уверен, что постарался, только вот в тех суровых малийских условиях это было непросто.
Ну а вообще особенно тесных контактов у меня с ним не было – переводил ему ранее заехавший в Мали мой согруппник Коля Розов. А я все больше был на мелких побегушках, помогая в основном техперсоналу: завхозу, инженеру, врачу и т. д. Сам же Иван Александрович запомнился следующими эпизодами. Утро, все уже на местах, и вот к подъезду подкатывает хромированный «бульдозер» черного цвета – гордость отечественного автопрома «Чайка». Услышав звук подъезжающего авто, секретарша открывала холодильник и доставала из него бутылочку холодного чешского пива (роскошь по малийским временам, но с послом ЧССР у нашего были хорошие отношения, а у того надежные связи с Прагой), наливала его в бокал и на подносе заносила в кабинет начальника. С тем же пивом связана следующая история.
Вечерний матч по волейболу в посольстве. Судьей всегда был сам посол. Свистком он пользовался решительно, и никто, разумеется, не мог оспорить, правильное или нет арбитр принимает решение. Ну а в качестве обязательного атрибута перед ним завхоз ставил все то же холодненькое пиво. Игрокам на такое зрелище смотреть было крайне завидно. Но вскоре Мельник уехал, и в Бамако прибыл новый советский посол.
Это был Леонид Николаевич Мусатов. Его тоже вряд ли можно отнести к категории «карьерных» дипломатов. Поймите, я к этому определению отношусь без всякого негатива. Просто имею в виду, что это были люди, не прошедшие всю долгую вереницу наших профессиональных должностей: от референтов, переводчиков, атташе, 3-х и 1-х секретарей, советников. Но среди них было немало крупных фигур, вписавших свои имена в историю международных отношений. Ведь и Громыко, в отличие от Лаврова, МГИМО не кончал, а всего-навсего – Белорусский институт народного хозяйства.
До прихода на дипломатическую службу Мусатов был 2-м секретарем Ульяновского обкома партии. Затем по призыву все той же компартии был направлен на учебу в Дипломатическую академию, а вскоре после ее окончания стал послом в Мали. От своего предшественника он отличался полностью. Приехал с женой, Руфиной Васильевной, режимов не нарушал, а вот приступил к своим обязанностям с неукротимой энергией. Мне это хорошо известно, поскольку вскоре я стал «штатным» переводчиком во время всех его многочисленных встреч. Эти функции были крайне полезны для меня в двух отношениях: во-первых, получил хорошие навыки устного перевода, а во-вторых – после каждого «рандеву» было необходимо сделать запись беседы, начинающейся словами слева в верху страницы: «Из дневника…» За время работы с Мусатовым я их сделал несколько сотен. Так что руку в написании наших мидовских документах набил основательно. При всем этом за мной оставались и другие аспекты моей протокольно-хозяйственной деятельности. Расскажу о паре из них.
Так, например, на меня была возложена «почетная» миссия регулярно ездить в аэропорт и встречать там многочисленные советские делегации. В те времена расцвета наших отношений с дружеской социалистической страной их было немало. Я в Мали наконец-то получил водительские права – международные, между прочим, потом по ним целый год проездил и в Москве. Получить их было не слишком сложно. Никаких тебе устных экзаменов с вопросами: как двигаться на разностороннем перекрестке, если «слева у тебя трамвай, а справа городской автобус». Всего-то навсего надо было проехать на принадлежавшей тебе машине через некий лабиринт из поставленных бочек. Но сделать этот незамысловатый маршрут следовало только на езде задним ходом. Ну, а свой личный (первый в жизни) автотранспорт у меня уже был. Купил по дешевке в посольстве ЧССР списанный за дряхлостью лет кабриолет – «Шкоду Фелицию». Спортивный, с двумя карбюраторами, но вот только передвигался он с большой натугой, а частенько и вообще отказывался это делать.
Но вернемся к поездкам в аэропорт. Предвосхищу эти описания ссылками на малийский климат. Страна это континентальная и, в отличие от Дагомеи или позже полюбившейся нам Шри-Ланки, имеет три ярко выраженных сезона. С ноября до начала марта погода чудесная: сухо, прохладно, а по ночам иногда просто холодно (по африканским понятиям, разумеется, где-то от десяти до двенадцати градусов). Затем температура начинает повышаться, и к апрелю-маю в тени в основном за сорок градусов. Потом наступает сезон еще хуже – начинаются тропические дожди, которые температуру немного сбивают, но, не успевая толком выпасть на раскаленную почву, вновь поднимаются вверх влажными миазмами, вобравшими в себя всю грязь и нечистоты.
Больше всего мне запомнились поездки в аэропорт в самый знойный период. Выглядели они следующим образом. Выдавалась мне для этих целей «представительская» машина –
