«Волга»-21 (сейчас мало кто помнит эту неповоротливую махину с оленем на капоте) черного цвета, который был обязателен для всех посольств, включая Африку. Рейс из Москвы прилетал где-то в районе часа дня. Вокруг аэропорта не было даже чахленькой пальмы, дающей минимальную тень, поэтому я оставлял свой «трактор» на прямом солнцепеке. Встретить прибывающих, оформить формальности, получить багаж – на все это уходило часа два. Подходим к машине: плюнь на нее – зашипит. Дальше начинался привычный ритуал – обжигая руки, распахиваем все четыре дверцы. После нескольких минут проветривания начиналась загрузка. У меня при себе всегда было полотенце, которое я расстилал на дерматиновом сиденье. Затем вынимал два носовых палатка, чтобы не только утереть ими градом льющий пот, но еще и иметь возможность взяться за пластмассовый руль. Потом трогались, и от горячего ветра все же становилось «комфортнее». Вот так мы служили в Африке в те времена. Нынешним дипломатам этого, видимо, не понять.

Ну, и еще одна байка (подлинная) из моих протокольнохозяйственных похождений. Среди прочих нагрузок за мной числилась обязанность обеспечивать бензином служебный автотранспорт посольства. Поясню: в те времена, да и позднее, у МИД'а было соглашение с крупными транснациональными компаниями о предоставлении оптовых услуг советским дипмиссиям. В ряде стран, где мне приходилось работать, поставки топлива осуществляла «Шелл». Сами сотрудники за него наличными на колонках не платили, а получали либо талоны на десять литров (Франция), либо некую книжечку, из которой выписывался «чек» за соответствующее количество залитого бензина (в виде чаевых можно было добавить один-два литра заправщику). В Мали местным отделением «Шелл» заведовал француз родом из Эльзаса, то есть все-таки исторически наполовину немец. Мы с ним довольно тесно общались, и однажды я решил пригласить его на «протокольное» мероприятие.

Мне уже доводилось излагать свою точку зрения на то, какую пользу можно извлечь из подобного рода дипломатических посиделок. Тогда, правда, речь шла о контактах на уровне послов, министров и прочих высокопоставленных лиц. А тут – переводчик (возможно, я и ошибаюсь, так как через год моего пребывания в Мали я получил должность и ранг атташе) и офисный клерк. Да и прием я устроил в садике под пальмами не за казенный счет, а на собственные средства. Обозвать это «безобразие» можно было бы звучным наименованием «Фестиваль русской водки». Приурочен он был к очередному подвозу из Москвы «Аэрофлотом» заказов по линии «Внешпосылторга». А он нас особым разнообразием не баловал: спиртное в широком ассортименте, икра, крабы, сырокопченая колбаса и прочие деликатесы, но в Мали в тот период мы больше всего нуждались в муке, крупах, растительном масле и прочих самых прозаических продуктах. Ну да ладно, сейчас не об этом.

Выставил я своему эльзасцу, звали его Жак, весь набор водок, производившихся тогда в Советском Союзе, – сортов аж шесть-восемь (может, и преувеличил). «Московская», «Столичная», «Старка», «Охотничья» – она моему гостю особо понравилась, ну и еще какие-то. Закусь к ним была из вышеперечисленного набора наших «специалитетов». Посидели душевно, несколько часиков. На следующий день я к восьми утра, как и положено, отправился на службу. Никаких проблем у меня не было – ведь даже пивом не усугубляли, не говоря уж о портвешке, посему был я в полной кондиции. Переделав текущие дела, позвонил в офис своему вчерашнему собутыльнику. Там ответили, что он приболел и сегодня его не будет. Я не слишком взволновался, но все же после работы заскочил к нему домой. Встретила меня ранее знакомая мне жена моего приятеля: «Юри, ты живой? А мой-то после вашей вчерашней вечеринки пластом лежит и с кровати встать не может». Вот вам и эльзасец, а если б был чистокровный француз, то и представить нельзя, что бы с ним случилось.

Эта история имела свое продолжение. Оклемавшийся Жак потом мне позвонил с выражением глубокой благодарности за настоящий русский вечер и обещал, что не останется в долгу. Он тогда подразумевал приглашение меня на свой французско-эльзасский ужин. Это тоже случилось, но другая оказанная им услуга была куда более значимой.

Идущее социалистическим путем Мали тогда находилось во враждебном окружении. Единственной дружественной страной был Алжир. Но их разделяли сотни километров Сахары. Через нее, кстати, наши герои танкисты гнали Т-34. Как они рассказывали, шли только по ночам, ибо днем на броне можно было моментально изжарить яичницу. Ну это так, небольшое отступление от темы. Но все-таки блокада Мали была неполной – многие необходимые товары поступали через Сенегал. И вот как-то раздался звонок от Жака: «Юри, надо срочно встретиться где-нибудь на нейтральной территории». Встретились, и он мне под большим секретом сообщает: через два дня Сенегал полностью закроет малийскую границу, так что заправляйте все ваши автомашины и подручные емкости, ибо бензина скоро не будет.

Поблагодарив эльзасца, я бросился в посольство на доклад к послу. Тот поинтересовался: информация достоверная? Рассказал – от кого («фестиваль водки» не упоминался). Леонид Николаевич поверил, но, прежде чем дать команду о пополнении запасов горючего, вызвал шифровальщика, чтобы отправить в Москву депешу о планируемых шагах Сенегала. Ну а машины все же заправили, и какое-то время из дипкорпуса по городу ездили только мы и французы.

На этом, пожалуй, с трудовой деятельностью в этой благостепенной стране пора и завязывать. На последние месяцы был я переброшен с протокола на культуру (ну совсем как во Франции, но об этом позже). Переводческие функции за мной, правда, оставались до окончательного отбытия на родину. Проводилось в Мали немало культурных мероприятий, может быть, и не слишком высокого уровня. Хотя прекрасный, помню, приезжал танцевальный ансамбль из Башкирии, с которым мне пришлось помотаться по местным городкам и весям. Особым событием стало проведение кинофестиваля советских фильмов. Главным в программе был показ недавно вышедшей «Гусарской баллады», на который прибыла и непосредственно Лариса Голубкина. Мне довелось провести с ней немало часов досуга, включая угощение редким по малийским временам блюдом – студнем из молодого поросенка. Свининку удалось раздобыть кому-то из военного атташе где-то в глубинке. Ну и мне по дружбе перепало. С Ларисой мы потом встречались в Париже. Несколько лет тому назад побывала она и у нас дома.

Ну а теперь перейдем от служебных будней к свободным досугам, кои тоже случались. Такой роскоши, как телевидение, в Бамако и близко не было. В парочке кинотеатров под открытым небом шли заезженные американские вестерны и какое-то другое малосмотрибельное старье. В Дагомее в этом смысле было гораздо лучше – там показывали относительно новые французские фильмы. Так что этот самый досуг как-то приходилось организовывать