Вышли старосты деревни, переговорили. Детям и молодым так никто и не рассказал толком, но они поняли сами. Эти пришлые сбежали оттуда, куда снова пришли охотники. Поэтому от них пахнет огнём, сажей и слезами. Во время споров Желина деревня не хотела пускать чужаков – вдруг страшная махина преследует именно их, и теперь уже свои дома подвергаются опасности. Но тогда вышли старики, и бабушка Мировна была среди них, и чуть ли не тумаками заставили впустить каждого, кто стоял за защитой.

Взрослые были пристыжены, но ощущение беды не ушло. Всех чужих, но теперь, выходит, своих, расселили по домам. Даже у Азара теперь прибавилось народа, но Желя почти их не видела, проводя всё свободное время с Василисой.

Соседка после родов занемогла. Если бы она с лёгкостью встала с кровати и приступила к работе, Желе было бы проще справиться с той смутой внутри, которую принесли сбежавшие от опасности люди; она смогла бы смягчить суровые лица своих односельчан и придумать, как ей быть. Но не то болезнь, не то затянувшаяся слабость подруги мешала выйти и начать делать хоть что-то.

И Желя вдруг поняла, что и не хочет выходить. Мир там, за окном, знакомые дворы, тропинки и избы с землянками вдруг зашевелились, казались только обманчиво знакомыми, и девушка даже была рада, что её не оставили помогать по дому, а отправили к постели Василисы.

У неё было тихо и спокойно, даже старшие дети не мешались под ногами, помогая во всяких мелочах старшим. Комната Василисы пахла куреньями, горькими снадобьями, что сготовила местная знахарка. Роженице нужно было набраться сил, она потеряла много крови.

– Со мной такого на первых двух детях не было, – хмуро говорила больная и поднималась с кровати, чтобы справиться с мелкой домашней работой, но снова возвращалась в постель.

Желя меняла ей покрывала каждый день и видела, что кровь после рождения дочери всё не останавливалась.

К полудню пришла знахарка, чтобы снова её осмотреть.

– Всё кровишь? – В голосе не было заботы, только усталость, и Желе захотелось треснуть её по лбу.

Василиса поморщилась, когда её переворачивали на бок, но молчала.

Осмотр в этот раз быстрый, скомканный. Хочется остановить её и заставить присмотреться лучше, попросить другие лекарства, а не эти водянистые примочки и отвары, от которых нет никакого проку.

– Я не знаю, что делать, – сказала знахарка, когда Желя проводила её до забора. – Из всех лекарств, что есть у меня на руках, мы попробовали всё, но это не помогает. Есть ещё сбор из красавки и белены, из него делают примочку на браге, чтобы мазать тело и принимать внутрь, но у нас таких трав нет.

– Где они растут? Я схожу. – Желя ответила грубо, спрятала руки за шалью и нахмурилась.

– Нет, – противится знахарка. – Они на том лугу, откуда пришли наши гости. Там, сама знаешь, неспокойно. Можно попытать удачу и спросить в гостевом доме, что в дне пути отсюда, но старшие тебя не пустят, все наши силы здесь нужны.

Желя не перестаёт хмуриться.

– Кровь не проходит. Василиса не может встать с кровати. Я вижу, что ей больно, но она, упрямица, в жизни не признается. Вредно столько крови терять.

– Вредно.

Это всё, что смогла сказать знахарка, прежде чем уйти. Тогда Желя остановила её рукой.

– Василисе, быть может, немного осталось. Не она первая, не она последняя. Пусть лучше успевает дочь выкормить. – Был последний ответ.

Желя, покачиваясь, вернулась в дом, где снова начинает пахнуть водой и кровью. Она смело дала Василисе лекарство, и рука её почти не дрожит. Новорождённая, до этого спящая, проснулась, начала крутиться и просить поесть.

– Давай её сюда. – Василиса села на подушках, рубаха прилипла к телу, лоб блестит, и Желя надеется, что это не жар. В сложенном платке хранятся маковые семечки, совсем немного, но девушка даёт их роженице по одному, чтобы хоть как-то унять боль, если кровь успокоить не получается.

– Мне не страшно, – вдруг говорит Василиса, глядя, как крутится в руках маленькая. – Если судьба такая – пускай. Мои сыновья почти кони взрослые, за них я не переживаю, ты только пригляди, прошу тебя, за ней. Она совсем крохотная, муж не управится.

Желя сдавленно кивнула и сказала сквозь зубы:

– Я пойду до гостинки и найду этот сбор.

Василиса хмурится, глядя на неё, ясно, что она злится по-настоящему. Словно подтверждая это, роженица хлопнула Желю по руке и скривила губы.

– Я тебе пойду и найду! Я тебе пойду!.. Там сейчас либо охотники со своей махиной, либо разбойники, жадные на поживу. Ты даже шага из деревни не сделаешь, поняла? Ты поняла?

И девушке ничего не остаётся, кроме как кивнуть. Сказать жалкое «Обещаю», чтобы потом, скрестив пальцы под юбкой, всё равно его нарушить.

Сегодня Василиса заснула рано, дочь поворочалась, но быстро успокоилась, и Желя решила хоть ненадолго вернуться к своим.

В дом Азара тоже пришли беглецы из другой деревни. Дед с младшей дочерью и несколькими внуками. Где остальные члены семьи, никто из Желиных близких так и не спросил, ясно и так, но гости, словно не желая быть ярмом на чужой шее, прытко вошли в хозяйство и старались помогать по мере сил. Деда постоянно видели во дворе, то колящего дрова, то рядом с другими мужчинами, занимающимися защитой. Его дочка носила воду, помогала с готовкой и приглядывала за детьми, и своими, и чужими, вместе с бабушкой Мировной, если мамы Жели не было в доме.

И теперь во дворе встретились поселенцы. Дед-беженец, оттирая лоб от пота, держал топор, вокруг разбросаны дрова. Он заметил Желю ещё издалека, улыбнулся, и отчего-то стало спокойнее.

– Как работается? – коротко спросила она, хоть и знала ответ. Дед всегда отвечал, что хорошо, своими силами, потихоньку, и непременно подмигивал с шуткой.

Также случилось и сейчас.

– Работается, и славно.

Из дома вышла бабушка Мировна с крынкой молока. Она расцеловалась с Желей и предложила деду, вдруг с лихостью вернувшемуся к дровам, освежится питьём.

– Всё скачете по двору, Семёнович, дивно смотреть – свалитесь или рухнете?

Дед не обиделся, только коротко рассмеялся и с поклоном принял молоко.

– А как по-другому? Мы ведь приучаем своим образом наших детей и внуков, вот и кручусь. Да и вашей семье подсобить хочется, поблагодарить за доброту.

Бабушка только отмахивается.

– Вместе веселее.

Это была правда. В доме Азара стало куда теснее, прибавилось детей, и рядом с ними Желя снова почувствовала себя старшей. Но орава чужих внуков совсем не мешала, они вели себя даже слишком тихо для их возраста, однако всегда были рядом со старшими, чтобы не упустить возможность выполнить какую работу. В первые дни Желя с мамой вели себя ласково и приветливо, но Желю надолго